Прореха на человечестве
Новый спектакль Роберта Стуруа в Сатириконе
Надо всячески избегать заявлений типа: "Эта пьеса никогда не ставилась на отечественной сцене". Кто может поручиться, что прямо-таки никогда? Где сыскать такого узкого специалиста? Так что давайте не будем зарекаться. А скажем только, что пьеса К.Гольдони "Синьор Тодеро - Брюзга" - это, конечно, не "Слуга двух господ", и не "Трактирщица", всем известные и множество раз поставленные. Пьеса, короче, мало кому знакома. Режиссер Роберт Стуруа, поставив ее в Сатириконе, меняет название: вместо "брюзга" у него "хозяин". Поправка существенна в прямом житейском смысле: когда хозяин вдобавок еще и "брюзга", его домашним можно только посочувствовать.
Однако к тому, что играется в Сатириконе и, в особенности, к тому, что делает в роли сеньора Тодеро Константин Райкин, безобидное слово "брюзга" совершенно не годится. Этот "хозяин" страшен, как смертный грех. Это какой-то Плюшкин, возведенный в квадрат итальянской комедии с ее откровенной масочной условностью. Кривой, беззубый, морщинистый, одетый в рванину, опирающийся на клюку субъект. "Прореха на человечестве". "Ортопедический" человек, у которого руки-ноги то и дело отказываются подчиняться команде центральной нервной системы и совершают отдельные от остального тела эволюции. Голос скрипуч и омерзителен. Взгляд цепок и темен, будто послан с того света. Одним словом, кошмар во плоти. И этот кошмар, глава большого семейства, мертвой хваткой держит в руках все нити жизни.
Как, однако, хорошо, что пьеса мало кому известна! Однажды Р.Стуруа, кажется, в связи с "Гамлетом", которого не так давно ставил в том же Сатириконе, рассказал, что его мечта - увидеть пьесу глазами неофита, передать первые свежие впечатления от самой истории. Но попробуйте проделать такое с "Гамлетом", сюжет которого известен даже двоечнику! А с "Синьором Тодеро" - можно. И что же увидел в нем режиссер? Будничную историю семьи, в которой отвратительная старость ежедневно заедает и молодые, и зрелые жизни. Вот так, изо дня в день, в атмосфере вечного испуга и притворства, хамства, скупердяйства и маразматического своеволия течет бытие отдельно взятого семейства.
Спектакль Стуруа не удивляет ни новизной приемов, ни масштабностью задач. Знаменитая грузинская триада: режиссер - композитор Гия Канчели - сценограф Георгий Алекси-Месхишвили похожа здесь на саму себя. Любую "составляющую" в этой связи можно аргументировать.
Канчели? Пожалуйста. Вот вам знакомое чередование наивных и ироничных мелодий со "страшными" оркестровыми ударами.
Алекси-Месхишвили? Извольте. Вот стильное белое пространство, изысканное сочетание венецианских контуров с приметами современного дизайна. Одни бесконечные стеклянные банки, наполненные яркой снедью, чего стоят! Хочешь, фантазируй кладовые запасливого хозяина, а хочешь, вспоминай рекламные альбомы славного магазина "Икеа".
Сам Стуруа? Ну, здравствуйте, мастер графически отточенных мизансцен. Иронический наблюдатель дамского жеманства. Гурман, смакующий эффектные актерские выходы, выпуклые пластические этюды и азартную игру интонациями. Словом, Стуруа, который все свое продолжает носить с собой. Однажды он даже впрямую кивает самому себе. Синьор Тодеро тащит у него на веревочке игрушечный макет декорации Алекси-Месхишвили. Сатрап играется. Так точно выходил когда-то у Стуруа знаменитый король Лир - Рамаз Чхиквадзе, волок за собой на шнурке какую-то цацку. Тоже любил поиграть... И доигрался.
Но одно, и очень существенное, кажется, категорически перестало быть для Стуруа "своим". Исчезла свойственная ему прежде страсть к социальным акцентам и политическим обобщениям. Этот "другой" Стуруа, проступавший постепенно и в сатириконовском "Гамлете", и в "Шейлоке" Et cetera, и в "Двенадцатой ночи Рождества" грузинского Театра им. Ш.Руставели, на этот раз, кажется, оформился окончательно.
"Синьора Тодеро" можно было бы счесть невинным театральным пустячком. Блестящим, ибо одна только виртуозная игра Константина Райкина, это невероятно плодотворное сочетание "итальянской" формы с русской горечью, - уже событие. Самодостаточным, ибо все без исключения занятые в спектакле актеры и актрисы держат эту форму умело и с видимым наслаждением. Одним озорным жестом отметают наше вечное брюзжание по поводу того, что русские артисты не умеют играть ни комедию дель-арте, ни Гоцци, ни Гольдони. Еще как умеют! Они еще и дерзают послать привет божественному Джорджо Стрелеру. Точнее, это Стуруа шлет ему деликатный, лукавый привет: то зафиксирует мизансцену или жест, будто покажет стоп-кадр, сделанный в театре "Пикколо ди Милано", то и вовсе погасит на сцене свет да зажжет свечу. Если что и есть в "Синьоре Тодеро" оптимистично-пафосного, то это вкус к театру, спасающему от жизни. Это - ненасытное желание раствориться в мельчайших деталях, откровенно преувеличенных и абсолютно человечных. Неподражаемо делает это А.Якубов, играющий управляющего Дезидерио. К примеру, увидев недвижно лежащего хозяина, приходит в такую неописуемую радость (неужто помер наконец супостат!), что вмиг поднимает комедию положений до высот комедии человеческой.
И при всем этом новый спектакль Сатирикона можно было бы счесть филигранным театральным пустячком.
Но Тодеро - Райкин, который не раз "разваливался" на части и, казалось бы, отдавал богу душу, однако все воскресал к досаде своих ближних, в финале взял да и взаправду помер.
Но таскается за ним слуга Грегорио - А.Журман, совершенно невероятно перекошенный на один бок. Смешно, нет сил, ан в какой-то момент и подумаешь: это как же надо огреть человека палкой, чтобы его так чудовищно скособочило?
Но "страшная" музыка, всякий раз предваряющая появление хозяина, чересчур страшна для подобных комических перипетий. Ну что, собственно, происходит? Старикашка держит семью в черном теле, однако домашние все же его обманывают и счастливо устраивают судьбы своих молодых. Предприимчивая вдовица - Л.Нифонтова - играет здесь, конечно, не последнюю роль. Сквозь непомерное театральное жеманство нет-нет да и проглянет звериный оскал. Призывы к добру отскакивают от каменного сердца Тодеро, как мячик от стенки. А вот фальшивые ласки вдовушки бьют в цель. От них и помирает наш мучитель.
Два с лишним часа сценического времени - пустяк по сравнению с целой жизнью, прожитой кое-как, отданной в заклад скверному характеру, всяческой злобе и мертвечине. Такая вот жутко смешная итальянская и одновременно горчайшая наша история рассказана "другим" Стуруа. А может, он вовсе и не "другой"? Может, просто дело во времени?
