Всюду «Деньги», господа!
Уже имея в своем репертуаре спектакль под названием «Смешные деньги», театр «Сатирикон» украсил свою афишу спектаклем «Деньги». Так в современной трактовке Константина Райкина звучит название знаменитой комедии Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын».
«Как вы думаете, это уже декорация или декорация другая все-таки будет?» - спросила меня перед началом спектакля соседка справа, придирчиво разглядывая установленные на сцене мусорные контейнеры, гаражи и дома с облупившейся штукатуркой. «Да нет, другой сценографии не будет», - пояснила я очевидную вроде бы вещь. На лице женщины отразилось уныние. «А почему, как вы думаете, такие обшарпанные декорации, из-за кризиса, да?». Судя по всему, моя соседка была театралкой: до начала действа она успела перечислить десятка два спектаклей (в том числе и сатириконовских), на которых недавно побывала.
Я как-то внутренне посочувствовала всем российским режиссерам разом. Ведь разговорчивая зрительница, принимающая концептуальный ход за следствие недостаточного финансирования, не есть исключение из правила. Как и подавляющее большинство отечественных театралов, она просто мечтала увидеть на сцене красоту, а не неприглядную реальность. А про кризис вспомнила так... по доброте душевной. После подобной преамбулы как-то неловко даже оценивать спектакль «Деньги» по гамбургскому счету.
К слову сказать, буквально за два дня до премьеры в «Сатириконе» я смотрела в знаменитом гамбургском театре "Талия" не блещущий желанной красотой, но очень талантливый концептуальный «жесткач» под названием «Дети солнца». Наши театралы убежали бы с этих "Детей", сверкая пятками, минут через пятнадцать, а гамбургская публика устроила в финале овацию. Так что любимую мысль Константина Райкина о расхождении снобистских вкусов критиков и простодушного вкуса публики надо бы уточнить. Есть публика и публика. У нас гамбургской публики, увы, нет.
Так вот, возвращаясь к спектаклю «Сатирикона»... Самое удачное в нем как раз декорация (художник Дмитрий Разумов), вокруг которой Константин Райкин накрутил много занятных мелочей. Купеческая Москва Островского недвусмысленно срифмована у него с современной городской окраиной где-то по соседству с железнодорожным переездом. Мимо обшарпанных домов тут то и дело с грохотом проносятся поезда, шлагбаум становится неотъемлемой частью быта, а работающий по соседству подъемный кран даже примет участие в интриге.
Неопрятности этого самого быта (по сцене то и дело летает содержимое мусорного бака) вторит неопрятность нравов. Лавочник Епишкин (Антон Кузнецов) для виду приторговывает овощами и фруктами, но на самом деле скупает краденое у местной шпаны. Его дочь (Анна Селедец) в приступе пубертатного сладострастия лазает по крышам и, словно кошка, зазывает к себе самца. Жена, которую со смаком играет Лика Нифонтова, носит явно купленные за большие деньги украшения и безвкусные платья с большим вырезом. Мещанка Домна Мигачева (Эльвира Кекеева) превращена в обходчицу путей в оранжевой спецовке. Квартальный - в нашего родного участкового, готового за мзду закрыть глаза на любой криминал.
Чудесно, на мой взгляд, придуманы Райкиным и артистами некоторые бытовые подробности. Например, дворовая игра в настольный теннис, где сетку передвигают так, как удобно более крутому и денежному игроку. Со знанием дела поставлены пластические интермедии, в которых подвижная сатириконовская массовка, изображающая воровской притон, поет песни под гитару. Особенно хорошо звучит в ее исполнении положенное на блатной мотивчик начало «Руслана и Людмилы». «Здесь русский дух, здесь Ру-у-сью пахнет»... Вот-вот, даже пованивает иногда из мусорных баков. Впрочем, при всей точности некоторых бытовых штрихов "Театром.doc", в отличие от Руси, в спектакле Райкина не пахнет совершенно. Привычную для современной режиссуры актуализацию классики он пытается "поженить" не с модной документальностью, а с присущей «Сатирикону» игровой стихией. У Райкина ведь по понятной причине давние и тесные отношения с эстрадным жанром. И в некоторых своих спектаклях он поистине виртуозно вживлял откровенные эстрадные ходы в ткань драматического действа. Но в «Деньгах» сращение происходит с трудом.
Артисты порой комикуют тут с таким пережимом, что возникает впечатление, будто в антураж артхаусного спектакля и впрямь влезли персонажи из какой-нибудь тюзовской сказки. Даже премьер сатириконовской труппы чрезвычайно талантливый Денис Суханов в роли подпольного ростовщика и мироеда Крутицкого, самоубийство которого принесло лирическим героям спектакля желанный алтын, не спасает дело.
Видно, что образ задуман им масштабно: Крутицкий Суханова должен вызвать в памяти и пушкинского скупого рыцаря, и Плюшкина, и Башмачкина в разодранной шинели, и знакомого нам до боли бомжа, роющегося в отбросах. Но явно подразумевавшаяся режиссером "неотмирность" этого персонажа, на которой и можно было бы построить спектакль, тут сводится все к той же эстрадности. Просто Суханов комикует виртуознее прочих артистов. Не Плюшкина и не скупого рыцаря напоминает в конце концов его герой, а Бабу Ягу в исполнении Георгия Милляра. Так что придуманный Райкиным жанровый подзаголовок спектакля - «криминальная сказка» - оказывается тут вполне оправдан. Это очень хорошая и увлекательная сказка, рассказанная для среднестатистического московского театрала, боящегося всяких концептов нехороших. Просто поначалу показалось вдруг, что Райкин на сей раз расскажет эту сказку по гамбургскому счету.
