Клюквенный скок
"Бальзаминов" в Сатириконе
Первый актерский выпуск Константина Райкина, с прошлого сезона влившийся в труппу театра, продолжает играть спектакли, которые можно было бы назвать "молодежными", или "студийными". С той точки зрения, что они практически не смешиваются со старым составом актеров, играют поколением. Начало было положено еще на выпускном четвертом курсе Школы-студии МХАТа спектаклем "Страна любви" по "Снегурочке" А.Н.Островского в постановке самого Райкина, и это была хорошая заявка на будущее. В музыкально-пластической версии юный состав смотрелся органично, заражал молодой энергией, да и история игралась про молодежь и про любовь. Простая логика подсказывала, что, став членами труппы, эти ребята будут участвовать, так сказать, в общем деле, то есть играть в новых сатириконовских постановках вместе со старшими коллегами. Однако в прошлом сезоне они своим же составом выпускают два репертуарных спектакля: "Дурочку" Лопе де Вега в постановке молодого режиссера Рузанны Мовсесян и "Случай" К.Гольдони в режиссуре Марины Брусникиной. "Дурочка" вышла забавной и остроумной, чего, увы, не скажешь о комедии Гольдони, отличившейся разве что неуемным напором и громогласностью. И нынче, в "Бальзаминове", наблюдается тот же эффект, разве что поменялись и автор, и обстоятельства пьесы. Сложенное из трех пьес о Мише Бальзаминове ("Праздничный сон - до обеда", "Женитьба Бальзаминова", "Свои собаки грызутся, чужая не приставай!"), это представление - некий сплав водевиля с лубком, ярко раскрашенный и насыщенный русским песенным фольклором. В музыкальном оформлении спектакля наряду с Юлией Новопашиной приняла участие Ирина Бразговка, известная своими, скажем так, постановками песен в драматических театрах. Молодые сатириконовцы поют шикарно - тут и чистейшее многоголосье, и нешуточный драйв, да и репертуар подобран небанальный - видны "раскопки" в области русского песенного фольклора. Короче, "ты все пела? это дело: так поди же, попляши!". И - пляшут, нет слов, тоже отменно. Но с остальными делами - ситуация посложнее.
Трехчасовой спектакль, идущий на большой сцене, напоминает сильно затянувшийся студенческий этюд. Местами милый и обаятельный, местами задорный, но на большую форму ну никак не тянущий. Все - фронтально типа: "Выступают мамаша Бальзаминова и ее прислужница Матрена!" (на их место можно подставить любого героя). Фронтально и пространство: яркий задник, деревянные решетки, увитые ядовито-зеленым плющом, - и все это вместе придумано художником Борисом Валуевым, кажется, не столько для спектакля, сколько для шоу.
На вопрос: "Почему соединены три пьесы Островского?" - просится самый поверхностный ответ. Миша Бальзаминов только и делает, что спит да мечтает. И спектакль строится по принципу сновидений, которыми прослаивается сюжет. Сны-то как раз поставлены забавно, особенно явление помещицы Белотеловой, юбка которой занимает едва не половину сценических подмосток. "Уж оченно они полны-с", - произнес, помнится, обалдевший от объемов невесты Бальзаминов. Так вот объемы и впрямь впечатляют, притом перемещаются из сна в явь. Саму же Белотелову, утонувшую тонким девичьим телом в непомерных оборках, Елена Кутырева играет на одной ноте: ревет белугой, разморенная жарой и желаниями. Собственно, каждому в этом спектакле подарено максимум две красочки. Устрашимов - Сергей Сотников петушится и истерит. Неуеденов - Сергей Кузькин - грубый, крутой мужик. Вдова Антрыгина - Яна Давиденко ходит так, будто ее настиг прострел в поясницу. Мама Бальзаминова - Эльвира Кекеева хлопочет, как и положено бедной родственнице, а ее девка Матрена - Марьяна Спивак, конечно же, долговяза и пряма в суждениях, будто палка. Мишу Бальзаминова играет Александр Гунькин. И если бы к его толстому мечтательному лицу и нелепой фигуре увальня было бы добавлено режиссером еще каких-нибудь подробностей характера, вышла бы отличная работа. Да и у свахи Красавиной - Юлии Мельниковой есть отличные эпизоды. Собственно, ко всем без исключения персонажам этой истории можно отнести чеховскую реплику из "Чайки": "... талантливо вскрикивала, талантливо умирала... но это были только моменты". Причина же, как уже было сказано, - в несоответствии постановочного дыхания избранной длинной дистанции.
На самом деле проблема тут весьма серьезная. Куда деваются на большой "взрослой" сцене былая студенческая слаженность и взаимоподдержка? Что надобно для вырастания милых и талантливых студенческих упражнений в цельные высказывания большой репертуарной формы? И во что превращается "возрастная роль" (сваха Красавина - яркий пример), когда ее поручают юному тонкошеему существу? Одним словом: что хорошо в учебной аудитории или на малой сцене (М.Брусникина - еще и педагог этих ребят по Школе-студии МХАТа), то бывает совсем даже нехорошо на большой площадке, да с претензией на полноценное репертуарное зрелище.
Крепко обученная и, без сомнения, одаренная молодежь Сатирикона уже второй раз невольно совершает художественную подмену. Спектакль Марины Брусникиной по Гольдони удручающе похож на спектакль по Островскому. Серьезные сценические решения заменены знаками и признаками: там - итальянской комедии положений, тут - русского лубка. В результате артисты выплескивают на зрителя веселую и бессмысленную энергию молодости, прыгают, кричат, жестикулируют, "изображают" нещадно.
Все это на самом деле опасно. Не успеешь оглянуться, как обрастут такими штампами, что и наждаком не отскребешь.
