Уроки Арлекино
Константин Райкин сыграл в комедии Карло Гольдони
Какая сильная жажда театральности - открытой, средневековой, площадной, связанной с определенными технологиями - живет, оказалось, в русском театре, за которым долгие годы числились заслуги исключительно в деле «психологизации» всей страны! Последние премьеры сезона со всей очевидностью демонстрируют внезапный прорыв. Ему предшествовала сильнейшая художественная провокация, а именно - спектакль Джорджо Стреллера «Слуга двух господ», открывший театральную Олимпиаду в Москве. Гениальный Феруччо Солери, последний великий Арлекин итальянского театра, разменявший восьмой десяток, с юношеской прытью совершал свое знаменитое сальто-мортале и демонстрировал живучесть традиции комических масок, в которой слезы смешат, а смех напоминает о смерти.
И маски хлынули на московскую сцену как из рога изобилия. Сначала - в фарсе «Король Убю», где Калягин играет в традициях старинного фарса, затем - у молодой Нины Чусовой, нарисовавшей маски на лицах пьесы Синга «Герой», у блестящего апологета средневекового театра Николая Рощина в сказке Гоцци «Король-олень».
Константин Райкин по праву рождения, призвания и дара, по праву своей юношеской страсти, по праву высочайшей техники, которой одержимо его тело, должен был венчать эту масочную лавину. И он увенчал ее - триумфально.
Знаменитая грузинская троица - Стуруа, Канчели и Алекси-Месхишвили - пришили на помощь его актерской страсти. Они сочинили свой парафраз комедии дель арте, воспользовавшись пьесой Гольдони «Синьор Тодеро хозяин». Это вовсе не самый популярный опус Гольдони. Но Константин Райкин сыграл в нем одну из самых лучших в своей жизни ролей. Обезумевший старик, не желающий мириться со своей дряхлостью, держит в страхе весь дом, своего инфантильного сына (Юрий Лахин), запуганную невестку (Марина Иванова), юную красавицу внучку (Наталия Рыжих) и всех домочадцев. Страшный Карабас Барабас домашнего театра, он расставляет человеческие фигурки по своей разгулявшейся воле. Его слуга-уродец, точно пародирующий угасающую плоть своего хозяина (Александр Журман), таскает за ним маленький театральный макетик дома, и старый купец - стратег домашних боев - самозабвенно строит на нем расположение сил противника. Знаток механики человеческого тела, настоящий поэт его феноменальных возможностей, Райкин превращает своего старика в универсальную и уродливую модель семейного тирана. Синьор Тодеро для Райкина не просто объект насмешки. Безобразный беззубый старческий рот, точно слепленный с офортов Гойи, длинные седые космы, выбивающиеся из-под чепца, очки, поблескивающие в свете театральных софитов едва ли не как глаза дьявола - такую восхитительную маску мы давно не видели в отечественном театре. Но она навсегда осталась бы фактом исключительно формального мастерства, если бы Райкин не наделил ее особым демонизмом - ужасным и привлекательным одновременно. Он, единовластный хозяин дома, желает даже после собственной смерти управлять всем, для чего хочет женить сына своего подобострастного управляющего Дезидерио (Алексей Якубов) на своей внучке. Цветы зла, брошенные им в юную душу Николетто (Сергей Климов), прорастают быстро и стремительно, и милый юноша с удовольствием принимается подражать хозяину.
Но - о, ужас! - владея всем, бедный старик лишен власти над собственной левой рукой. Не желая подчиняться его воле, она выделывает сумасбродные фортеля, хватает его за горло, грозит пальцем, нежно поглаживает по губам, движется дальше, к гульфику, доводя старика до сладострастных конвульсий. Исполненные с феерическим блеском эти этюды о старческом сладострастии и взбунтовавшихся членах можно, не раздумывая, вписать в реестр самых знаменитых лацци и фокусов старинной комедии дель арте. Они принадлежат самому духу комедии.
Но когда его главная противница - мастерица светских интриг, вдова и сваха по имени Фортуната (от латинского fortuna - счастливый случай) в исполнении Лики Нифонтовой - в минуту своего полного торжества, поженив всех как надо, точно под действием неведомого магнита заворожено и влюбленно, целует его уродливый беззубый рот, вас охватывает священный трепет: перед вами больше не обезумевший в своем всевластии мелкий тиран, но само таинственное лицо смерти. И все движение роли - от первого появления до этой любовной сцены умирающего старика с роковой красавицей - исполнено такой парадоксальной и неожиданной силы, что заставляет вспомнить о старинном театре, в котором актеры умели вызывать неведомых и опасных духов самого ада, в лавине огненной игры превращая их в бедных небесных пташек, достойных сострадания и любви.
Константин Райкин всем своим арлекинским существом сознает, как совершается скачок от смешного к ужасному, от веселого к страшному. Ведь его любимая, так хорошо знакомая ему маска Арлекина, джокера, шута - это маска смерти.
