Киновыбор Райкина. «Отец» Флориана Зеллера

Фильм «Отец» Флориана Зеллера посмотрели и обсудили вместе с Константином Райкиным на новой встрече совместного проекта «Сатирикона» и Каро.Арт в кинотеатре «Октябрь» 18 сентября. Картина, собравшая шесть номинаций и две победы на «Оскаре» в этом году – за лучшую мужскую роль Энтони Хопкинсу и лучший сценарий – рассказывает о знакомой многим трагической ситуации наступающей старости под новым углом в авторском сюжете Зеллера, сочинённом в специальном расчёте «на Хопкинса». Было интересно вместе поискать ключи к образной системе фильма, его пониманию, осмыслению сценария и самих человеческих отношений. Следующая встреча запланирована 8 октября. Посмотрим и обсудим одну из любимых картин Константина Аркадьевича, мировой шедевр «Огни большого города» Чарли Чаплина. Билеты на сайте Каро. 

Как это было

Уникальность мизансцены вечера сразу обозначилась в том, что в этот раз абсолютно ни один гость кинотеатра не покинул зал после показа. У микрофонов сразу назвали темы «модного хаоса», в котором снят фильм, проблемы развития возрастной деменции, страх, иллюзии, безысходность и трагизм проблемы. Говорили об отличии и сходстве старости и детства, о беспомощности, способности встать на место другого, о том, как цельная жизнь стареющего человека превращается в пунктир, о вспышках памяти, о любви и поддержке. Почему фильм о старости называется «Отец»? Насколько оправдано решение дочери поместить отца в дом престарелых и предательство ли это? Как и когда человек перестает быть человеком для себя самого? Заложена ли в картине игра слов «death» - смерть и «dad» - папа? Били ли на самом деле главного героя? Как принять свою старость?

Дайджест Константина Райкина

• Мне дорога та напряжённая внимательная тишина, которая царила в зале весь фильм. Он натянул на себя, напряг все нити внимания и чувств и заставил себе подчиниться. И это очень законно.

• Зеллер – один из лучших драматургов в мире, ныне пишущих, живой классик. Он написал трилогию «Папа», «Мама», «Сын». Это уникальная ситуация, когда автор пьесы снял фильм.

• Мы вроде говорим «великолепный» Энтони Хопкинс. Понимаете, это слово не годится по отношению к данной работе. Какое-то другое слово надо применить. Вы понимаете, что это один и тот же человек 30 лет назад сыграл в «Молчании ягнят» тоже фантастическую роль изощрённого гениального убийцы, и вот эту новую работу. Мы привыкли к чудесам актёрского дела. А как к этому можно привыкнуть?

• Вы поймите, он играет человека своего возраста. Но для того, чтобы сыграть так вот этого разрушающегося сознанием старика, нужно быть точным ювелирным профессионалом, с абсолютно чётким сознанием. Вы думаете, то, что он играет, имеет какое-то отношение к самому Энтони Хопкинсу? Нет! Это снайперское актёрское мастерство. Это искусство. Это к состоянию самого артиста никакого отношения не имеет.

• Но больше всего меня, когда я в первый раз смотрел этот фильм, поразила не его игра. А то, как создан сценарий, как я думал тогда, а потом узнал, что это пьеса. Это так смело и удивительно результативно сделано, чтобы вы сами оказались в состоянии этого больного человека. Это удивительный пример, когда вы как зритель сбиты с толку.

• Вот тут прозвучали слова, что фильм тяжело смотреть. А это задача. Кто вам сказал, что искусство – это легко и приятно? Обои в комнате – это должно быть легко и приятно. Но вообще, искусство – это ещё и тяжело, больно, обидно, мучительно, это огромная работа для зрителя.

• Я ценю высказывания тех, кто сказал, что фильм не только про деменцию. Конечно! В нём решена колоссальнейшая человеческая, если хотите, христианская задача – понять другого. Это то, что невероятно трудно каждому из нас. Это по заповеди «возлюби другого как самого себя». Это то, о чем Достоевский писал: «Невозможно полюбить другого как себя самого». А дальше – «врага своего как себя самого полюби», – это вообще планка недостижимая. А тут произведение берет нас за шкирку и ставит на место другого. У тебя у самого едет крыша, и ты проникаешься колоссальным сочувствием к больному старику, потому что физически становишься на его место, буквально. Меняются эти бесконечные интерьеры, дочери, мужья, и тебя как зрителя всё время сбивают с ног. Замечательно умело продумано, талантливо, смело сделанная композиция, при которой тебе все время неудобно на своем месте.

• Изначально этот фильм призывает – может быть, иногда важно это сказать одной фразой – он призывает к милосердию. Фильм тяжелый, но к милосердию и можно прийти только через какую-то боль.

• Люди, не испытавшие боли, немилосердны. У деток маленьких в песочнице нет милосердия. У них есть любопытство к тому, кому плохо. Кто-то из малышей заплакал – и другие начинают рассматривать его. Им не жалко того, кто плачет. Им просто интересно: вот лицо скукожилось, вот сопли текут. Такие пингвинчики подходят и внимательно наблюдают. Никакого сострадания. Потому что у них нет опыта страдания.

• Смотреть тяжело. Потому, что это про человеческие боли и трагедии. Фильм в этом смысле очень «круглый». Доделанный, проработанный, законченный. Здесь есть специальные недосказы странные, обрывы, обрезы, недоответы, осознанно сделанный художником, режиссёром морок. Сродни взгляду этого больного человека.

• Здесь кто-то сказал, что имеет дело с таким человеком в жизни. Нам всем придется иметь дело с такими людьми, если уж говорить конкретно об этом медицинском явлении. Мы и сами впадём в это. И с нами будут иметь дело. Но надо к этому привыкнуть. Наша жизнь имеет сюжет. У молодых это быстро пройдет, эта молодость.

• Надо сказать, что старость – колоссально интересный период для изучения, и это огромной энергии период. Период последнего боя со смертью, решительного. Когда весь организм человеческой жизни, опыта, вся его энергия встаёт в последний решительный бой. Это очень интересно для художественного исследования. А я играл стариков с молодых лет.

• Эту роль, которую играет Энтони Хопкинс, мне предлагал играть замечательный режиссёр Юрий Николаевич Бутусов, что в любом случае интересно и заманчиво. И эту пьесу я в первый раз услышал в чтении Юрия Николаевича Бутусова.

• Ответа в конце учебника, в конце этого фильма нет. И не надо искать ответ. Смещение реальности так и выглядит. Это не то, что в конце фильма понять: а, на самом деле вот как, и вот что! Объяснение этому – болезнь, которая всё перепутывает. Чтобы мы могли ощутить на себе, как будто у нас деменция. А деменция от недеменции в некотором смысле не очень отличается. Потому что наши ясные мозги – ясные только с нашей точки зрения. Все наши уверенности и убеждённости могут оборачиваться большими заблуждениями. Сбить с толку нас, нормальных зрителей, сидящих в зале, построить неразрешаемый до конца ребус – задача этого фильма.

Екатерина Купреева