Евгений Марчелли «Самая большая шутка — подарить человеку жизнь»
Режиссер Евгений Марчелли, поразивший московскую публику несколько лет назад страстным, обжигающим спектаклем «ГрозаГроза» в Театре наций, снова обратился к Островскому. В театре «Сатирикон» режиссер выпускает «Шутников» с Константином Райкиным в главной роли. Евгений Марчелли зарекомендовал себя неожиданными, даже провокационными прочтениями классических пьес. Но похоже, в этот раз зрителя ждет сюрприз – о том, каким будет новый спектакль, Евгений Марчелли рассказал в интервью «Театральной афише столицы»
– Пьеса «Шутники» была вам предложена театром?
– Да, мне предложил ее Константин Аркадьевич. До этого я не был с ней знаком. Сначала я трудно принял пьесу, она мне показалась довольно простой, бесхитростной, показалось, что нет в ней такой дикой ярости и страсти. Но потихоньку привыкал к ней и нашел свое.
– В интервью вы не раз говорили, что сложно начинать работу в новых театрах с неизвестными артистами.
– Это всегда трудно. Но здесь было гораздо легче, потому что в этом спектакле играет Константин Аркадьевич, и большая часть актеров, задействованных в постановке, – его ученики, которые его уважают и боготворят. И, поскольку он доверяет мне, а они – ему, артисты сразу были готовы принять любое мое предложение. Я менял свои решения раз пять-шесть, пока мы нашли то, что нужно. Приходилось долго искать, пробовать, и актеры всегда на это шли легко.
Константин Аркадьевич для меня не просто хороший артист, он – событийное явление в театральном мире
– Эта ваша первая работа с Константином Райкиным?
– Да, наше знакомство состоялось недавно: он посмотрел мои спектакли и пригласил ставить в театр.
– Как вам работается с актером такого масштаба?
– Это всегда очень ответственнои тревожно. Во-первых, Константин Аркадьевич ведь не только руководитель театра, но и сам режиссер. Для меня он не просто хороший артист, но некое событийное явление в театральном мире. Я этой встречи очень боялся, мне казалось, что он волей-неволей начнет подстраивать спектакль под себя, руководить постановкой. В первую неделю репетиций я волновался, поскольку я человек стеснительный и сомневающийся. Мне было непросто. Но потом мне, видимо, как-то удалось убедить его, что мне можно довериться, и он абсолютно перешел на сторону артистов. Его ученики говорят, что, когда он сам ставит, он совсем другой, не позволяет ни на секунду расслабиться. А на репетициях с нами он в перерывах рассказывает какие-то истории, шутит, с удовольствием пьет с нами чай.
– «Шутников» ставили не так часто, как другие пьесы Островского. Это создает определенную свободу для работы?
– Это, безусловно, плюс. Но есть и свои минусы: история настолько простая и бесхитростная, что никакими театральными наворотами ее не одолеть. И я подумал: а что, если поставить простой, человеческий спектакль? Пока, думаю, мне это удается. Мне кажется, для меня и для театра наша встреча не останется бессмысленной: мы друг друга почувствовали, и нам интересно, и мы хотим попробовать без театрального выпендрежа рассказать семейную, нежную, сентиментальную историю про человека
– Значит, это противоположность «ГрозеГрозе» в Театре наций? Другой, не провокационный Марчелли?
– Провокационность именно в простоте, в отсутствии эпатажа, желания удивить, оглушить. Для меня это самое большое удовольствие, когда на сцене возникает живая история про человека в живом исполнении. Не знаю, как спектакль будет воспринят. Но мне то, что я делаю, кажется небессмысленным.
– Главный герой в пьесе Островского в чем-то созвучен персонажу Константина Райкина из спектакля «Человек из ресторана»?
– Да, конечно. Это тоже история про маленького человека. Но Оброшенов в «Шутниках» еще более нежный и ранимый. В «Человеке из ресторана» более крепкий характер. А здесь он абсолютно беспомощный, хотя и думает, что владеет ситуацией, а ею на самом деле давно владеют другие. Оброшенов по натуре шут, немножко Чарли Чаплин, иногда даже Майкл Джексон — на какие-то секунды.
– Вы говорите, что пьеса довольно простая. Но последняя фраза пьесы неоднозначная: «Будем богаты, перестанут над нами шутить». Как ее можно трактовать?
– На самом деле шутить не перестанут. Дело в том, что шутники – не просто соседские ребята. Это высшие силы, которые дали человеку жизнь –главную шутку. Вот такое сальто судьбы произошло, когда в последней степени отчаяние приходит к счастливому итогу. Самая большая шутка –подарить человеку жизнь. В этом для меня и есть философский объем пьесы. Эта история может происходить в любое время. Ее жанр – не драма, не комедия, не трагедия, а история про любовь и деньги, про наш главный сегодняшний выбор.
Не могу найти современную драматургию, которая бы в меня попала
– Судя по программке, в вашем спектакле будут присутствовать персонажи и из других пьес Островского, даже Снегурочка и Берендей например.
– Дело в том, что Островский написал эту пьесу, уже будучи опытным драматургом. И вдруг такой совершенно странный ход: в начале второго действия в сцене у ворот появляются 20 новых действующих лиц и разговор ни о чем. А потом все опять забывается и возвращается к главной линии. И возникла идея превратить этот недостаток в достоинство – сделать заход на территорию Островского и вставить куски из других пьес – « Бесприданницы», «Грозы», «Леса», «Снегурочки». В психологическом спектаклебудет такая яркая театральная вставка.
– Как вы считаете, почему сейчас театр все время возвращается к пьесам, которые были написаны давно?
– Могу ответить только про себя: я не могу найти современную драматургию, которая бы в меня попала. Мне нравятся пьесы, которые отстоялись во времени. И, если они сохранились до сих пор, значит, в них есть какой-то знак качества. Я почти не встречаю современных пьес, которые были бы мне интересны. Это либо неглубокие истории, либо что-то политическое, что я не люблю в театре совсем, либо постдраматический театр, театр рассказа. А я люблю театр процесса.
– Есть ли автор или материал, который вы давно хотите поставить, но не решаетесь?
– Из классики это «Фауст» Гете, которого я хочу сделать уже лет двадцать, «Гамлет» Шекспира. А из современной драматургии Иван Вырыпаев, который мне очень близок по духу. Несмотряна многословие, он умеет уловить что-то очень существенное, то, что есть в сегодняшнем самоощущении человека. Но, как подойти к этому, пока не знаю.
– О чем должен театр говорить со зрителем сегодня?
– Я думаю о том же, о чем всегда,о нашем неумении жить. Нам дан от природы такой ценный подарок под названием жизнь, и мы удивительным образом не умеем ее организовать так, чтобы она была почти счастливой.
