Марьяна Спивак: «Звягинцев научил ничего не играть»
4 марта в Лос-Анджелесе будут объявлены лауреаты премии «Оскар». В числе претендентов на победу в номинации «Лучший фильм на иностранном языке» – картина Андрея Звягинцева «Нелюбовь», уже получившая целый ряд международных наград. Для актрисы театра «Сатирикон» Марьяны СПИВАК фильм стал первым опытом в полнометражном кино. Пока весь мир ожидает объявления победителей, «Театрал» побеседовал с актрисой о работе над картиной и любимых ролях в театре.
– Марьяна, работа в кино и в театре – два совершенно разных процесса. Не сложно переключаться?
– Знаете, в случае Звягинцева они не такие уж и разные, потому что он дает возможность репетировать. Пробы шли на протяжении полугода. Фактически, это тот же самый процесс, который происходит в театре.
К моменту начала съемок мы точно знали, чего Андрей Петрович от нас хочет. За исключением некоторых моментов, ничего придумывалось на площадке, все было намечено еще в репетиционный период. В то же время Звягинцев не диктует свою режиссерскую волю, в отличии, например, от Райкина, для которого важно все исполнить в точности, вплоть до интонации и поворота головы.
– То есть совершенство достигается за счет долгой шлифовки?
– В общем, да. Пожалуй, единственным исключением, была сцена в морге, снятая с первого дубля. На нее был отведен целый съемочный день, и, как потом рассказывал Звягинцев, он и предполагал, что либо это будет снято сходу, либо придется долго накачивать атмосферу, достигать нужного состояния.
– Какие впечатления у вас остались от работы с Андреем Петровичем?
– Он прекрасный! Очень тихий и интеллигентный. Никогда не повышает голос. Если делает замечание, то наедине. Работа с ним – это немножко магический процесс.
Потом он интеллектуал, невероятно начитанный, его интересно слушать. Он рекомендует много книг и фильмов, и ты насыщаешься культурой, которую он несет.
Когда ему нужно изучить отснятый материал, он садится в двух миллиметрах от монитора, снимает очки и с микроскопического расстояния пристально вглядывается в картинку. Выглядит это очень забавно. Те артисты, которые работают с ним впервые, сильно переживают, потому что думают, что что-то делают не так, раз после 35-го дубля он никак не говорит «снято». На самом деле ему просто нужно, чтобы пылинка пролетела по определенной траектории из одного угла экрана в другой. Он ждет пылинку. И не успокоится до тех пор, пока вся картина не сложится так, как он себе представлял.
– Как вы попали в фильм?
– Меня, по счастью, заметила кастинг-директор картины Элина Терняева. Она знала меня по спектаклю Юрия Бутусова «Чайка». К моменту начала проб я только закончила съемки в сериале и была ужасно уставшей. Но не прийти на пробы к Звягинцеву просто глупо. И я пошла.
– Он вообще долго артистов выбирает?
– Очень долго. Причем сразу предупреждает: даже если мы будем встречаться каждую неделю, это совсем не значит, что в итоге именно вы будете играть. Я реально полгода ходила на пробы. Столько же и Вдовиченков на «Левиафана» ходил, причем выучивая огромные куски текста. Но я была готова к этому. И, честно говоря, даже не надеялась, что могу быть утверждена. Просто мне было в кайф репетировать.
Кстати, примерно так же проходили пробы на «Чайку». Бутусов же никогда не знает ни какую пьесу он в итоге поставит, ни какие артисты у него будут заняты. Каждый раз лотерея. Но это большое счастье – работать с такими режиссерами. Даже понимая, что вероятность попасть в обойму ничтожно мала. Пусть ты не сыграешь, но хотя бы прикоснешься.
– Чему вас научил Звягинцев?
– Ничего не играть. Ничего не изображать. Добиваться максимальной правдивости. Наверное, все-таки больше идти от себя, чем от персонажа. То есть твой герой – это ты в предлагаемых обстоятельствах.
Для Звягинцева важно, чтобы все было выверено с математической точностью. И с какой-то душевной точностью. Если человек существует недостоверно, он это разглядит со своих двух миллиметров. Поэтому у него даже в массовке не статисты, а актеры с образованием.
– Как вы искали в себе черты столь непохожей на вас героини?
– Я пыталась оправдать ее тем, что в жизни ей досталось слишком мало любви. Наверное, в самых истоках, не ее вина, что все так произошло. Я глубоко убеждена, что она действительно никому не отдала бы своего ребенка.
– Что вы хотели сказать российскому зрителю этой картиной?
– Я думаю, эта история относится не только к российской действительности, но и к мировой. Она к гомо сапиенс относится. Потому что человек по природе своей эгоистичен, склонен думать исключительно о себе.
Это история о людях, которых живут через стенку или сидят за соседним столиком. Увидев ее, начинаешь обращаться к своей семье. Не слишком ли много претензий ты предъявляешь своему любимому человеку, не слишком ли мало внимания уделяешь своему ребенку? Мне кажется, этот фильм о том, что нужно остановиться и посмотреть, что происходит в твоей жизни.
Я не думаю, что в нем содержится призыв не разводиться. Неполные семьи подчас гораздо счастливее тех, в которых формально есть и отец и мать. Я, например, росла в неполной семье, при этом мои родители в прекрасных отношениях. Бог его знает, что было бы, если бы они пытались сохранить семью ради ребенка. Может быть, этим фильмом мы кого-то предостерегли.
– Марьяна, вы из актерской семьи. Ваши родные готовили вас к тому, чтобы стать актрисой?
– Нет, мне давали абсолютную свободу выбора, а папа вообще надеялся, что я выберу более надежную профессию – журналиста, дипломата или юриста. Что-нибудь, что приносит деньги. Или хотя бы интеллектуальное развитие. Это происходило, потому что он хотел уберечь меня от кошмаров актерской профессии, о которых знал не понаслышке. Все эти удары по самолюбию, взлеты и падения бывают очень болезненны, и не всегда тебе улыбается удача, иногда ты просто не знаешь, как выкарабкаться. Но мне никто ничего не запрещал.
В школе я сопротивлялась мнению одноклассников, которые говорили, что я обязательно стану актрисой. Подростку такая предопределенность не нравится, он всегда и во всем хочет идти вопреки. Но в старших классах я подумала, почему бы не попробовать? И пошла на подготовительные курсы в Школу-студию МХАТ.
Когда, наконец, было принято решение поступать в театральный, вся семья принялись перевоспитывать меня в девочку. Потому что выглядела я совершенно неподобающе – носила балахоны, драные джинсы, категорически не желала надевать юбку и тем более вставать на каблуки. А при моей внешности героини нужно было выглядеть хотя бы не панком.
Дома за меня ужасно переживали, а я строго-настрого запретила любые звонки с просьбой иметь снисхождение к ребенку. Впрочем, никто и не стремился таким образом поучаствовать в моей судьбе, потому что в нашей семье принято, чтобы человек добивался всего сам.
Вначале я старалась никому не говорить, кто мои родители, хотя всегда гордилась своей семьей. Теперь спокойно говорю, что моя бабушка – Жанна Прохоренко, моя мама – Екатерина Васильева, мой папа – Тимофей Спивак.
– А мысль стать режиссером вас не посещала?
– Нет, не посещала. Режиссура, как и педагогика, это слишком большая ответственность. Хотя мои папа и мама с успехом практикуют режиссерскую деятельность. Так что когда-нибудь, накопив опыта, я, может быть, тоже этим займусь.
По натуре я скорее исполнитель, нежели сочинитель. В институте я терпеть не могла этюды. Полюбить их мне помог Бутусов. Он научил с удовольствием кидаться в любые авантюры.
– Чем вам близка его эстетика?
– Наверно, своей безбашенностью. Свободой. Может быть, псевдосвободой, потому что ты все равно загнан в рамки – режиссер в любом случае тебя контролирует. Но внутри ты ощущаешь себя абсолютно свободным человеком. Это главное.
Бутусов дает много шансов проявиться так, как ты не проявлялся раньше. Скажем, спектакль «Отелло» для меня настоящий подарок: в нем можно сыграть все образы, которые только возможно представить. Мы все пробовали, искали, какая же она, Дездемона, и вдруг поняли, что она разная – как и любой человек в непохожих обстоятельствах. В спектакле эта многоликость и многогранность преподносится в такой утрированной театральной оболочке, в целой палитре характеров.
Бутусов говорит, что зритель сможет эмоционально откликнуться, только если ты сам отдаешься до конца. Мне это близко. Я с радостью буду биться головой о стену или выливать на себя ведра воды – мне это по кайфу, я в этом смысле не брезгую ничем. Мне нравится возможность отрыва на сцене, возможность пробовать и рисковать.
– Наверное, поэтому Бутусова так любит театральная молодежь.
– Возможно, но я думаю, главное то, что он говорит сердцем. Что он не умствует, не мудрствует лукаво, а делает то, что трогает, волнует и болит. То, что понятно и актерам и зрителям.
– Вы говорите, Юрий Николаевич может репетировать одно, а выпустить другое. Так, кажется, было и с «Отелло»…
– Да, спектакль вырос из «Трех сестер». Изначально мы репетировали Чехова.
– А в итоге получился Шекспир.
–Ага. Репетировать мы начинали еще на своей площадке, сцена была буквально завалена реквизитом и декорациями. У нас было пять пар лыж, несметное количество горшков с кустами, какие-то ковры, шубы, часы, игрушки и три постамента – «Комната Андрея», «Комната Ирины» и «Комната Ольги».
Для «Трех сестер» мы притащили в театр несколько рулонов настоящего газона, который на протяжении всего периода работы жил в репетиционной на большом куске фанеры. За это время трава вымахала в метр высотой. Было так круто, когда парни раскатывали ее на авансцене! Ты лежал на этой траве, чувствовал мокрую землю и чуть ли не червяков, которые в ней обитали. В эмоциональном смысле это давало очень много! Но потом началось: траву негде хранить, зимой ее невозможно достать, в «Ашане» она продается только с марта по июль… В итоге сделали искусственную. Жаль, конечно. На мой взгляд, сцена от этого много потеряла. Но в любом случае «Отелло» один из самых дорогих мне спектаклей.
– А «Чайка»?
– «Чайка» – это вообще отдельная история. Для нашей сатириконовской команды это спектакль-жизнь. На нем уже столько детей родилось! В день «Чайки» ты не можешь заниматься ничем, кроме «Чайки». По традиции, мы собираемся заранее, устраиваем прогон, общаемся. Мы считаем, пока жива «Чайка», жив и театр. Все разговоры о том, что играть тяжело, и, наверное, это никому уже не нужно, гибнут на корню: мы понимаем, что будем играть, пока нас не разберут на кости, потому что без этого мы умрем, наверно.
Сегодня многие спектакли могут соперничать с «Чайкой» по свободе, но семь лет назад она стала совершенно новым веянием. В ней возможно все. Любые этюды.
– «Король Лир», напротив, строго по Шекспиру…
– На данный момент это, наверное, самый линейный бутусовский спектакль, поэтому он понятен большему числу зрителей и с успехом идет в «Сатириконе» уже одиннадцать лет. К тому же, в нем совершенно потрясающий Райкин.
– Как вы попали в «Сатирикон»? Вас Константин Аркадьевич заметил?
– Да, причем он не собирался в этот раз никого брать, так как годом ранее принял в труппу весь свой курс. Посмотреть наш показ в институте он пришел просто по-дружески. Но так получилось, что я его заинтересовала, и он сказал: «Я не тороплю и ничего не навязываю, но если вдруг, то я тебя жду». И добавил, чтобы я приходила на спектакли. Ну, думаю, чего ж не прийти, раз зовут.
А до этого я о «Сатириконе» слышала только то, что это театр под руководством узурпатора, в котором артисты гибнут у станка. Шевелиться я не очень люблю, поэтому не думала о «Сатириконе», как о возможном месте работы. Но на спектакли пошла. Увидела райкинскую «Страну любви», бутусовского «Макбета» – и все. Влюбилась. Пересмотрела весь репертуар и окончательно убедилась, что место мое.
В другие театры меня тоже звали, но с оговоркой, что работы предложить пока не могут. А Райкин сразу сказал, что даст три роли – в спектаклях «Синее чудовище», «Доходное место» и «Бальзаминов». Естественно, я пошла туда, где мне давали работу. Тем более что в институте привыкла пахать.
– Куда вы бы пошли, если бы не в «Сатирикон»?
– Все студенты Школы-студии стремятся попасть во МХАТ. У меня был разговор с Табаковым, я даже репетировала пьесу в «Табакерке», но что-то не сложилось. Во МХАТе я пару лет играла дипломный спектакль «С любимыми не расставайтесь». Он до сих пор идет – уже с третьим поколением артистов. В итоге «Сатирикон» – это для меня лучшее место, я счастлива, что работаю именно здесь.
– Как это – играть с Райкиным в одном спектакле?
– Он прекрасный партнер. Когда я вводилась в «Короля Лира» и «Ричарда III», постоянно держалась за Константина Аркадьевича. В «Ричарде III» у меня с ним была всего одна сцена, но его энергии мне хватало на несколько дней вперед. Здесь, кстати, то же самое, что и в кино у Звягинцева – не нужно ничего играть, ты просто существуешь так, как существовал бы в заданных обстоятельствах.
Как режиссер Райкин довольно авторитарен: всегда точно знает, чего хочет, все продумывает до мельчайших деталей. Конечно, мы тоже можем что-то предложить, это не возбраняется, но он не работает этюдным методом, как Рыжаков или Бутусов. От читки сразу переходит к ногам.
– Слухи о том, что артисты «Сатирикона» погибают у станка, подтвердились или нет?
– Вы знаете, нет. Видимо, Райкин подбирает людей одной с ним группы крови – мы все безнадежные трудоголики. Кстати, «станка» сейчас и не хватает. Мне кажется, было бы неплохо физически взбодрить труппу, учитывая то, что в связи с ремонтом народ начал расползаться по проектам. Театр должен постоянно быть в репетициях.
– Наверное, выпускать премьеры сейчас непросто, учитывая то, что у театра нет своего здания.
– Да, мы переживаем не лучшие времена. Раньше каждый день репетировали, приходили друг к другу на премьеры, устраивали капустники… Теперь делать это стало очень сложно. Многие старые спектакли ушли из репертуара, потому что негде хранить декорации. Если раньше я играла по двадцать-двадцать пять спектаклей в месяц, то сейчас всего пять-шесть. Если бы не было другой работы, можно было бы сойти с ума. Сейчас вот идут съемки в сериале «Шифр» Веры Сторожевой. А в театре конкретных планов действительно пока нет.
– В строительстве есть какие-то сдвиги?
– На протяжении последних двух лет мы проходили мимо стройки с печалью – там даже собаки не бегали. И вот в последнее время что-то зашевелилось. Начали сносить старые постройки – и у нас появилась надежда. Очень хочется вернуться домой. Хочется, чтобы труппа пережила этот ужасный период скитаний и переездов. Кстати, теперь мы играем еще и на сцене ДК МАИ. Туда достаточно сложно добираться, но мы надеемся, что зрители нас не бросят. Так будет до тех пор, пока мы не вернемся в нашу Марьину рощу…
Справка
Марьяна СПИВАК
Родилась 23 марта 1985 в семье актера и режиссера Тимофея Спивака и актрисы Екатерины Васильевой.
Образование: окончила Школу-студию МХАТ (мастерская Игоря Золотовицкого и Сергея Земцова)
Спектакли в театре «Сатирикон»: «Ричард III», «Король Лир», «Укрощение», «Синее чудовище», «Доходное место», «Оглянись во гневе», «Чайка», «Маленькие трагедии», «Отелло» и др.
Роли в кино: «Нелюбовь», «Напарницы», «Близнецы», «Король Лир», «Сын отца народов», «Федоров», «Умник», и др.
Десять любимых фильмов Марьяны Спивак
Издательство: Театрал
Автор: Анна Тимина
02.03.2018
– Марьяна, работа в кино и в театре – два совершенно разных процесса. Не сложно переключаться?
– Знаете, в случае Звягинцева они не такие уж и разные, потому что он дает возможность репетировать. Пробы шли на протяжении полугода. Фактически, это тот же самый процесс, который происходит в театре.
К моменту начала съемок мы точно знали, чего Андрей Петрович от нас хочет. За исключением некоторых моментов, ничего придумывалось на площадке, все было намечено еще в репетиционный период. В то же время Звягинцев не диктует свою режиссерскую волю, в отличии, например, от Райкина, для которого важно все исполнить в точности, вплоть до интонации и поворота головы.
"Кино и театр – это действительно совсем разные миры. Но школа Станиславского одна. В хорошем кино и хорошем театре добиваются одного и того же – чтобы зритель смотрел и верил. Поэтому мы пробовали разные варианты, пока режиссера не устроил результат."
– То есть совершенство достигается за счет долгой шлифовки?
– В общем, да. Пожалуй, единственным исключением, была сцена в морге, снятая с первого дубля. На нее был отведен целый съемочный день, и, как потом рассказывал Звягинцев, он и предполагал, что либо это будет снято сходу, либо придется долго накачивать атмосферу, достигать нужного состояния.
– Какие впечатления у вас остались от работы с Андреем Петровичем?
– Он прекрасный! Очень тихий и интеллигентный. Никогда не повышает голос. Если делает замечание, то наедине. Работа с ним – это немножко магический процесс.
Потом он интеллектуал, невероятно начитанный, его интересно слушать. Он рекомендует много книг и фильмов, и ты насыщаешься культурой, которую он несет.
Когда ему нужно изучить отснятый материал, он садится в двух миллиметрах от монитора, снимает очки и с микроскопического расстояния пристально вглядывается в картинку. Выглядит это очень забавно. Те артисты, которые работают с ним впервые, сильно переживают, потому что думают, что что-то делают не так, раз после 35-го дубля он никак не говорит «снято». На самом деле ему просто нужно, чтобы пылинка пролетела по определенной траектории из одного угла экрана в другой. Он ждет пылинку. И не успокоится до тех пор, пока вся картина не сложится так, как он себе представлял.
– Как вы попали в фильм?
– Меня, по счастью, заметила кастинг-директор картины Элина Терняева. Она знала меня по спектаклю Юрия Бутусова «Чайка». К моменту начала проб я только закончила съемки в сериале и была ужасно уставшей. Но не прийти на пробы к Звягинцеву просто глупо. И я пошла.
– Он вообще долго артистов выбирает?
– Очень долго. Причем сразу предупреждает: даже если мы будем встречаться каждую неделю, это совсем не значит, что в итоге именно вы будете играть. Я реально полгода ходила на пробы. Столько же и Вдовиченков на «Левиафана» ходил, причем выучивая огромные куски текста. Но я была готова к этому. И, честно говоря, даже не надеялась, что могу быть утверждена. Просто мне было в кайф репетировать.
Кстати, примерно так же проходили пробы на «Чайку». Бутусов же никогда не знает ни какую пьесу он в итоге поставит, ни какие артисты у него будут заняты. Каждый раз лотерея. Но это большое счастье – работать с такими режиссерами. Даже понимая, что вероятность попасть в обойму ничтожно мала. Пусть ты не сыграешь, но хотя бы прикоснешься.
– Чему вас научил Звягинцев?
– Ничего не играть. Ничего не изображать. Добиваться максимальной правдивости. Наверное, все-таки больше идти от себя, чем от персонажа. То есть твой герой – это ты в предлагаемых обстоятельствах.
Для Звягинцева важно, чтобы все было выверено с математической точностью. И с какой-то душевной точностью. Если человек существует недостоверно, он это разглядит со своих двух миллиметров. Поэтому у него даже в массовке не статисты, а актеры с образованием.
– Как вы искали в себе черты столь непохожей на вас героини?
– Я пыталась оправдать ее тем, что в жизни ей досталось слишком мало любви. Наверное, в самых истоках, не ее вина, что все так произошло. Я глубоко убеждена, что она действительно никому не отдала бы своего ребенка.
– Что вы хотели сказать российскому зрителю этой картиной?
– Я думаю, эта история относится не только к российской действительности, но и к мировой. Она к гомо сапиенс относится. Потому что человек по природе своей эгоистичен, склонен думать исключительно о себе.
Это история о людях, которых живут через стенку или сидят за соседним столиком. Увидев ее, начинаешь обращаться к своей семье. Не слишком ли много претензий ты предъявляешь своему любимому человеку, не слишком ли мало внимания уделяешь своему ребенку? Мне кажется, этот фильм о том, что нужно остановиться и посмотреть, что происходит в твоей жизни.
Я не думаю, что в нем содержится призыв не разводиться. Неполные семьи подчас гораздо счастливее тех, в которых формально есть и отец и мать. Я, например, росла в неполной семье, при этом мои родители в прекрасных отношениях. Бог его знает, что было бы, если бы они пытались сохранить семью ради ребенка. Может быть, этим фильмом мы кого-то предостерегли.
– Марьяна, вы из актерской семьи. Ваши родные готовили вас к тому, чтобы стать актрисой?
– Нет, мне давали абсолютную свободу выбора, а папа вообще надеялся, что я выберу более надежную профессию – журналиста, дипломата или юриста. Что-нибудь, что приносит деньги. Или хотя бы интеллектуальное развитие. Это происходило, потому что он хотел уберечь меня от кошмаров актерской профессии, о которых знал не понаслышке. Все эти удары по самолюбию, взлеты и падения бывают очень болезненны, и не всегда тебе улыбается удача, иногда ты просто не знаешь, как выкарабкаться. Но мне никто ничего не запрещал.
В школе я сопротивлялась мнению одноклассников, которые говорили, что я обязательно стану актрисой. Подростку такая предопределенность не нравится, он всегда и во всем хочет идти вопреки. Но в старших классах я подумала, почему бы не попробовать? И пошла на подготовительные курсы в Школу-студию МХАТ.
Когда, наконец, было принято решение поступать в театральный, вся семья принялись перевоспитывать меня в девочку. Потому что выглядела я совершенно неподобающе – носила балахоны, драные джинсы, категорически не желала надевать юбку и тем более вставать на каблуки. А при моей внешности героини нужно было выглядеть хотя бы не панком.
Дома за меня ужасно переживали, а я строго-настрого запретила любые звонки с просьбой иметь снисхождение к ребенку. Впрочем, никто и не стремился таким образом поучаствовать в моей судьбе, потому что в нашей семье принято, чтобы человек добивался всего сам.
"Фамилия – не повод идти по головам. Наоборот, если ты ребенок успешных родителей, будь добр, докажи, что ты сам по себе чего-то стоишь. Собственно, это то, чем всю жизнь занимаются актерские дети."
Вначале я старалась никому не говорить, кто мои родители, хотя всегда гордилась своей семьей. Теперь спокойно говорю, что моя бабушка – Жанна Прохоренко, моя мама – Екатерина Васильева, мой папа – Тимофей Спивак.
– А мысль стать режиссером вас не посещала?
– Нет, не посещала. Режиссура, как и педагогика, это слишком большая ответственность. Хотя мои папа и мама с успехом практикуют режиссерскую деятельность. Так что когда-нибудь, накопив опыта, я, может быть, тоже этим займусь.
По натуре я скорее исполнитель, нежели сочинитель. В институте я терпеть не могла этюды. Полюбить их мне помог Бутусов. Он научил с удовольствием кидаться в любые авантюры.
– Чем вам близка его эстетика?
– Наверно, своей безбашенностью. Свободой. Может быть, псевдосвободой, потому что ты все равно загнан в рамки – режиссер в любом случае тебя контролирует. Но внутри ты ощущаешь себя абсолютно свободным человеком. Это главное.
Бутусов дает много шансов проявиться так, как ты не проявлялся раньше. Скажем, спектакль «Отелло» для меня настоящий подарок: в нем можно сыграть все образы, которые только возможно представить. Мы все пробовали, искали, какая же она, Дездемона, и вдруг поняли, что она разная – как и любой человек в непохожих обстоятельствах. В спектакле эта многоликость и многогранность преподносится в такой утрированной театральной оболочке, в целой палитре характеров.
Бутусов говорит, что зритель сможет эмоционально откликнуться, только если ты сам отдаешься до конца. Мне это близко. Я с радостью буду биться головой о стену или выливать на себя ведра воды – мне это по кайфу, я в этом смысле не брезгую ничем. Мне нравится возможность отрыва на сцене, возможность пробовать и рисковать.
– Наверное, поэтому Бутусова так любит театральная молодежь.
– Возможно, но я думаю, главное то, что он говорит сердцем. Что он не умствует, не мудрствует лукаво, а делает то, что трогает, волнует и болит. То, что понятно и актерам и зрителям.
– Вы говорите, Юрий Николаевич может репетировать одно, а выпустить другое. Так, кажется, было и с «Отелло»…
– Да, спектакль вырос из «Трех сестер». Изначально мы репетировали Чехова.
– А в итоге получился Шекспир.
–Ага. Репетировать мы начинали еще на своей площадке, сцена была буквально завалена реквизитом и декорациями. У нас было пять пар лыж, несметное количество горшков с кустами, какие-то ковры, шубы, часы, игрушки и три постамента – «Комната Андрея», «Комната Ирины» и «Комната Ольги».
"Но по техническим причинам «Три сестры» не случились, и было принято экстренное решение делать «Отелло». Времени оставалось катастрофически мало, и все этюды, которые делались к «Трем сестрам», перекочевали в новый спектакль. Поэтому, например, сцена, где Дездемона стреляется с Яго, называется «Кирпичный завод». Новый реквизитор никак не мог взять в толк, почему в спектакле «Отелло» он должен что-то складывать в комнату Андрея. Какой еще Андрей?"
Для «Трех сестер» мы притащили в театр несколько рулонов настоящего газона, который на протяжении всего периода работы жил в репетиционной на большом куске фанеры. За это время трава вымахала в метр высотой. Было так круто, когда парни раскатывали ее на авансцене! Ты лежал на этой траве, чувствовал мокрую землю и чуть ли не червяков, которые в ней обитали. В эмоциональном смысле это давало очень много! Но потом началось: траву негде хранить, зимой ее невозможно достать, в «Ашане» она продается только с марта по июль… В итоге сделали искусственную. Жаль, конечно. На мой взгляд, сцена от этого много потеряла. Но в любом случае «Отелло» один из самых дорогих мне спектаклей.
– А «Чайка»?
– «Чайка» – это вообще отдельная история. Для нашей сатириконовской команды это спектакль-жизнь. На нем уже столько детей родилось! В день «Чайки» ты не можешь заниматься ничем, кроме «Чайки». По традиции, мы собираемся заранее, устраиваем прогон, общаемся. Мы считаем, пока жива «Чайка», жив и театр. Все разговоры о том, что играть тяжело, и, наверное, это никому уже не нужно, гибнут на корню: мы понимаем, что будем играть, пока нас не разберут на кости, потому что без этого мы умрем, наверно.
Сегодня многие спектакли могут соперничать с «Чайкой» по свободе, но семь лет назад она стала совершенно новым веянием. В ней возможно все. Любые этюды.
– «Король Лир», напротив, строго по Шекспиру…
– На данный момент это, наверное, самый линейный бутусовский спектакль, поэтому он понятен большему числу зрителей и с успехом идет в «Сатириконе» уже одиннадцать лет. К тому же, в нем совершенно потрясающий Райкин.
– Как вы попали в «Сатирикон»? Вас Константин Аркадьевич заметил?
– Да, причем он не собирался в этот раз никого брать, так как годом ранее принял в труппу весь свой курс. Посмотреть наш показ в институте он пришел просто по-дружески. Но так получилось, что я его заинтересовала, и он сказал: «Я не тороплю и ничего не навязываю, но если вдруг, то я тебя жду». И добавил, чтобы я приходила на спектакли. Ну, думаю, чего ж не прийти, раз зовут.
А до этого я о «Сатириконе» слышала только то, что это театр под руководством узурпатора, в котором артисты гибнут у станка. Шевелиться я не очень люблю, поэтому не думала о «Сатириконе», как о возможном месте работы. Но на спектакли пошла. Увидела райкинскую «Страну любви», бутусовского «Макбета» – и все. Влюбилась. Пересмотрела весь репертуар и окончательно убедилась, что место мое.
В другие театры меня тоже звали, но с оговоркой, что работы предложить пока не могут. А Райкин сразу сказал, что даст три роли – в спектаклях «Синее чудовище», «Доходное место» и «Бальзаминов». Естественно, я пошла туда, где мне давали работу. Тем более что в институте привыкла пахать.
– Куда вы бы пошли, если бы не в «Сатирикон»?
– Все студенты Школы-студии стремятся попасть во МХАТ. У меня был разговор с Табаковым, я даже репетировала пьесу в «Табакерке», но что-то не сложилось. Во МХАТе я пару лет играла дипломный спектакль «С любимыми не расставайтесь». Он до сих пор идет – уже с третьим поколением артистов. В итоге «Сатирикон» – это для меня лучшее место, я счастлива, что работаю именно здесь.
– Как это – играть с Райкиным в одном спектакле?
– Он прекрасный партнер. Когда я вводилась в «Короля Лира» и «Ричарда III», постоянно держалась за Константина Аркадьевича. В «Ричарде III» у меня с ним была всего одна сцена, но его энергии мне хватало на несколько дней вперед. Здесь, кстати, то же самое, что и в кино у Звягинцева – не нужно ничего играть, ты просто существуешь так, как существовал бы в заданных обстоятельствах.
Как режиссер Райкин довольно авторитарен: всегда точно знает, чего хочет, все продумывает до мельчайших деталей. Конечно, мы тоже можем что-то предложить, это не возбраняется, но он не работает этюдным методом, как Рыжаков или Бутусов. От читки сразу переходит к ногам.
– Слухи о том, что артисты «Сатирикона» погибают у станка, подтвердились или нет?
– Вы знаете, нет. Видимо, Райкин подбирает людей одной с ним группы крови – мы все безнадежные трудоголики. Кстати, «станка» сейчас и не хватает. Мне кажется, было бы неплохо физически взбодрить труппу, учитывая то, что в связи с ремонтом народ начал расползаться по проектам. Театр должен постоянно быть в репетициях.
– Наверное, выпускать премьеры сейчас непросто, учитывая то, что у театра нет своего здания.
– Да, мы переживаем не лучшие времена. Раньше каждый день репетировали, приходили друг к другу на премьеры, устраивали капустники… Теперь делать это стало очень сложно. Многие старые спектакли ушли из репертуара, потому что негде хранить декорации. Если раньше я играла по двадцать-двадцать пять спектаклей в месяц, то сейчас всего пять-шесть. Если бы не было другой работы, можно было бы сойти с ума. Сейчас вот идут съемки в сериале «Шифр» Веры Сторожевой. А в театре конкретных планов действительно пока нет.
– В строительстве есть какие-то сдвиги?
– На протяжении последних двух лет мы проходили мимо стройки с печалью – там даже собаки не бегали. И вот в последнее время что-то зашевелилось. Начали сносить старые постройки – и у нас появилась надежда. Очень хочется вернуться домой. Хочется, чтобы труппа пережила этот ужасный период скитаний и переездов. Кстати, теперь мы играем еще и на сцене ДК МАИ. Туда достаточно сложно добираться, но мы надеемся, что зрители нас не бросят. Так будет до тех пор, пока мы не вернемся в нашу Марьину рощу…
Справка
Марьяна СПИВАК
Родилась 23 марта 1985 в семье актера и режиссера Тимофея Спивака и актрисы Екатерины Васильевой.
Образование: окончила Школу-студию МХАТ (мастерская Игоря Золотовицкого и Сергея Земцова)
Спектакли в театре «Сатирикон»: «Ричард III», «Король Лир», «Укрощение», «Синее чудовище», «Доходное место», «Оглянись во гневе», «Чайка», «Маленькие трагедии», «Отелло» и др.
Роли в кино: «Нелюбовь», «Напарницы», «Близнецы», «Король Лир», «Сын отца народов», «Федоров», «Умник», и др.
Десять любимых фильмов Марьяны Спивак
- «Пятый элемент», реж. Люк Бессон, 1997
- «Приключения Шерлока Холмса и Доктора Ватсона», реж. Игорь Масленников, 1979-1986
- «Д’Артаньян и три мушкетера», реж. Георгий Юнгвальд-Хилькевич, 1979
- «Тот самый Мюнхгаузен», реж. Марк Захаров, 1979
- «Формула любви», реж. Марк Захаров, 1984
- «Обыкновенное чудо», реж. Марк Захаров, 1978
- «Приезжая», реж. Валерий Лонской, 1977
- «Изгнание», реж. Андрей Звягинцев, 2007
- «Джанго освобожденный», реж. Квентин Тарантино, 2012
- «Пираты Карибского моря», реж. Гор Вербински, 2003-2007
