Надо увидеть, «Как Фауст ослеп»
Чтобы сегодня поставить "Фауста" Гете после того, как его переносили на театральную сцену (речь только о театре) с десяток именитых режиссеров, надо обладать звериной интуицией и отвагой, и только тогда можно броситься в омут поэтического теста. Как не вспомнить Бориса Юханова, который отдал полжизни Фаусту (к слову, сам Гете посвятил "Фаусту" 60 лет), увековечив свой долгоиграющий театральный эксперимент в книге "Проект "Фауст"". У режиссера Сергея Тонышева выше перечисленные качества явно присутствуют, плюс оправданные амбиции после удачных постановок "Долгая счастливая жизнь" в Студии театрального искусства и "Чагина" в "Современнике".
Сергей Тонышев говорит так: "Фауст" – это драматургия, которая переворачивает с ног на голову. Мы попытались пойти в сторону человеческой чувственной истории". Попытка удалась. Первая и последняя любовь юной Гретхен к обуреваемому страстью Фаусту, их встречи, расставания – все это легло в основу спектакля, придавая философской драме Гете драматический накал. Художественный руководитель театра Константин Райкин (в спектакле голос Бога) поверил в Тонышева и отдал ему своих лучших артистов. И не ошибся. По его словам, "никогда еще Сатирикон не подходил так близко к самой мистической трагедии мировой литературы".
Мистическая трагедия… Сложно? Скучно? Пафосно? Это не про "Сатирикон" с Тонышевым, хотя спектакль катастрофически длинный. Темп только кажется медленным, механизм спектакля раскручивается с первой минуты. Внимание не ускользает, внимание липнет к каждой детали, к каждому звуку.
В первой части (это сразу два акта без антракта) развиваются все сюжетные линии, стартующие от пари Мефистофеля с Богом. Мефистофель уверяет Бога, что сможет отвлечь любимого им человека (Фауста), который стремится узнать все, что только можно узнать, от праведных занятий. Фауст – разочарованный доктор: знания есть, а толку нет. Он не смог реанимировать умирающего пациента. На сцене все, как в современной клинике: белые халаты, операционные светильники, кардиомонитор, звуки которого создают прологовое напряжение. Операционная каталка, на которой кто-то умер… Каталка появится и в финале спектакля, и на ней будет лежать Фауст.
Во второй части (после антракта) - развязка с ожидаемой трансформацией героев. Мефистофель и Фауст задавлены собственным внутренним адом, борьбой Добра со Злом или Зла с Добром. Движение к финалу наполнено не только развернувшимся в полную силу трагизмом с дымкой мистицизма, но и вполне адаптированными к современности монологами о социальных явлениях ("Фауста" переводил Борис Пастернак).
Чуткого зрителя и рассмешат мобильными телефонами и другими современными штучками, и растревожат, и "приговорят" пережить эстетическое потрясение, сотворимое художником-сценографом Филиппом Шейном и композитором Гошей Мнацакановым. Они создали мистерию "с высоким давлением, "с высоким болевым порогом" и одновременно начинили действо яркими балаганными номерами, аттракционом, причудливой пластикой, карнавальными костюмами. "Как Фауст ослеп". Как все это началось? Подписался кровью. И по сцене летают красные листочки бумаги. Катарсис. Затмение. Искушение. Прозрение. Искупление. Хороводы воронья, демонов, ангелов. Рушатся стены. Бьются зеркала, отражающие эго презренного Фауста. И вот на сцене ходячий лес. Вот прямо над головами зрителей летают души умерших. Вот на сцену падает луна. Вот тело Гретхен летит на небеса… И все это в музыке, с музыкой. Она – живительный воздух, которым дышат герои спектакля. Поет колокольный звон, пугает какофония, льется дивная мелодия, подхваченная будто "церковным" хором. И паузы. Длинные, волнующие. Не забыл ли актер текст? Нет. Паузы – это иная музыка. Музыка горячей от напряжения тишины, оцепеневшей в ожидании. Как у Чехова – звук лопнувшей струны. Музыка!
Каким режиссер увидел Фауста? Образ Фауста – двойственен. Это взрослый человек (актеры Владимир Большов, Артем Осипов) и юный (Константин Новичков, Даниил Пугаёв). Заслуженный артист РФ Владимир Большов – сосредоточен сам в себе, но в контакте со зрителем, точен, богат на интонации, внутренне наполнен, убедителен. Длинные монологи то вкрадчивы, то настойчивы. Душа в поэтическом высказывании то тихо плачет, то громко кричит. Каждое слово доходит до зрителей. Актер подвижен, игрив. Свободно жонглирует нежностью и страстью. Его "двойник" Константин Новичков – красив лицом и телом, темпераментен, пластичен, прекрасно владеет голосом, передающим все оттенки чувств.
Екатерина Воронина – Гретхтен (в другом составе Алина Доценко) как бы сыграла две роли: от наивной девочки до страстью разрушенной женщины, детоубийцы. Девочка в исполнении Екатерины – очаровательна, кокетлива, озорна, отыграна наивность, нервозность, все уместно. Как женщина удручающе криклива, будто бьет босой ногой по педали рояля, чтобы громче, громче, а в партитуре такой педали нет. Чрезмерна.
Лика Нифонтова – мать Гретхен. Ее немецкий – воркующий, завораживающий, поступь – горделивой гусыни. Женственна, характерна. Она – в дочери. В вере. В любви. В надеждах. Небольшая роль. Всего пара эпизодов, но каких ярких!
Мефистофель – один. Несравненный Денис Суханов. Кто его не знает? Народный артист РФ. Разброс его ролей в театре восхищает. Теперь - Мефистофель, он брутален, как рок-звезда, играет на тихом и очень убедительном вживании в образ. Голос, тело, да что говорить, каждый мускул играет роль человека-сатаны. Тексту отдает кровь и сердце.
У Гете Фауст в финале слепнет. Буквально слепнет. В спектакле слепота под вопросом. Может, это слепота души? Может, стоит заглянуть в себя и найти ответ? Слепая душа. Жутко, но исправимо. Мефистофель прозрел. Фауст жив и мертв одновременно. Мистерия – это тайна, позволяющая слепому прозреть и мертвому живым уйти в мир мертвых. Если проводник Любовь.
