«НАШЕ ВСЁ» НА ДЖАЗОВОЙ ВЕЧЕРИНКЕ
ГИНКАС, ЛОМКИН, ФРАНДЕТТИ: ТРИ ПРЕМЬЕРНЫЕ ПОСТАНОВКИ ПО ПУШКИНУ
«Дубровский» в театре «Сатирикон»
Пушкинский роман о вражде ближайших соседей и мести «благородного разбойника» Яков Ломкин поставил как пластическую фантасмагорию, где нашлось место для группы химер и самого Александра Сергеевича. В спектакле он присутствует бессловесно – незаметно следует за Владимиром Дубровским, с дорожной сумкой, наблюдает и на ходу придумывает эту историю.
Троекуров (Игорь Гудеев), как известно, большой любитель охоты, держит здесь своих псов и прихлебателей с пёсьими повадками – готовность лизать хозяину руки, вертеть хвостом в ожидании подачки и выполнять команду «ату!» буквально «прёт» в их пластике (как именно – придумал хореограф Альберт Альберст). Со своей сворой богатый и всесильный барин устраивает травлю Дубровского-старшего, гонит лучшего, а теперь бывшего, друга до зала суда, где тот лишается имения и начинает сходить с ума: видит, как охотничьи собаки бегают по храму: «Прочь, хамово племя!»«Весь мир – это псарня», – решили режиссер с художником Виктором Герасименко и загнали пушкинских героев в октагон – похожую на бойцовский ринг площадку с пятиметровыми заборами из рабицы.
Проворачивает «рейдерское» дело самый вертлявый прихвостень – секретарь Шабашкин (Арсен Ханджян) – и заслуженной награды ждет, развалившись на коленях у хозяина, как пёсик, которого надо почесать. Заседание суда окончательно переводит тему травли в фарсовую ирреальность – вопиюще несправедливый приговор выносят люди с пёсьими головами, точнее – в масках египетского бога Анубиса – проводника в загробный мир. «За что мучат меня?» – недоумевает Дубровский, совсем как герой «Записок сумасшедшего». Как вдруг многолетняя дружба, да и вся жизнь, оказалась перечеркнута?
Денис Суханов играет уход своего Дубровского, поднимаясь вверх по металлическим опорам, с поэтическими строчками Пушкина на выдохе. Ну а после смерти не расстается с пушкинским томиком – и с Троекуровым: мучает своим присутствием, нагоняет страх, принимающий уродливые формы, рушит привычный комфорт. Даже во время обеда не оставляет в покое – нависает над обидчиком и читает отрывки из «Пира во время чумы». Если в первом действии они вели беспощадную игру двух самолюбий, то во втором ведут бесконечный диалог – и здесь уже не конфронтация нарастает, а чувство вины, похожее на помешательство. Причем оба процесса постановочная команда очень изобретательно визуализирует – при помощи пластики, гротеска и мистики. Под битловские композиции в «русской народной» обработке (композитор Ричардас Норвила).
«Пластическая фантасмагория» только набирает обороты к приезду Владимира (Никита Смольянинов). Как и отец, он попадает под влияние химер – эти инфернальные особы заражают «вирусом вражды», от которого гордыня в человеке начинает мутировать и разрастаться, как раковая опухоль, а сам он становится обидчивым и мстительным. Они то расползаются повсюду, то группируются вокруг носителя «вируса» и дистанционно управляют им, активизируют тёмные импульсы, накопившиеся внутри. В доме Троекурова химеры селятся под видом бледных служанок и наблюдают за тем, как барина распирает от желания поставить на место Дубровского-старшего, как он «повышает ставки» и отнимает буквально всё, – а потом уже переключаются на Дубровского-младшего. И вот он уже шагает с ними в ногу...
Начинает мстить. Сначала представляется генералом, потом переодевается в учителя французского – но трагифарс, который он режиссирует и сам же играет, шаг за шагом приближаясь к расправе, «размывает» лирическая история. Останавливает любовь. Ангелоподобная Маша (Ася Войтович/Катя Вьюхина) нейтрализует одержимость Владимира местью. Помогает осознать, что он только разжигает пламя злости и запускает её в мир, продолжает злость – раскручивать спираль насилия бесполезно. «Уезжай-ка ты за границу, не будет тебе здесь ни свободы, ни жизни», – говорит в финале Троекуров. Но, кажется, что этот Дубровский никуда не уедет…
