«Трехгрошовая» по-русски
Константин Райкин сделал себе неожиданный и опасный подарок ко дню рождения (8 июля ему исполняется 60). Его новый спектакль «Деньги» – «криминальная сказка», за которой скрывается пьеса А.Н. Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын», – дает повод поговорить о Райкине-режиссере. Хотя спектакль вряд ли будет принят всеми. Обидятся и надуются многие.
Критики брезгливо поморщатся, оттого что Островский осовременен и переодет.
У нас, как известно, одним можно, другим – нельзя. Интеллектуалы непременно скажут, что Райкин оскорбил их эстетическое чувство. А как иначе, если герои роются в помойке, одеты в рванину, и мусор, поднятый вихрем от проезжающих поездов, тут по сцене летает. «Богатые» будут разочарованы. За эффектным названием, обещавшим так много, кроется так мало: разговор идет не о миллионах, а о копейках, не о финансах, а о романсах, не о том, как богатые тоже плачут, а о том, как бедные унижаются. «Бедных» смутит напоминание, что бедность-то не порок, но все ж большое свинство. И только в конце истории «бедная невеста» вдруг окажется наследницей приличного состояния, а драма закончится благополучно, как не всегда в жизни бывает.
Наивный Александр Николаевич! Как же он умел порой замечательно присочинить к реалистической были «оптимистическое округление сюжета» (В. Лакшин). Однако до финала у Райкина досидеть стоит, чтобы признать: режиссер «ничего невозможного не выдумал и несбыточного не соплел».
История рассказана простая, но запутанная и в многолюдстве персонажей Островского долго плутающая в поисках счастливого финала. История эта о том, как две девушки, богатая и бедная, мечтали выйти замуж да и вышли; как две маменьки, богатая и бедная, каждая по-своему старались сбыть с рук свое неразумное дитя – и сбыли; как богатая жена любила, да поленом была бита, и бедная тоже любила, да к мужу в кабинет даже войти боялась; как загнанный в «яму» купец и легкомысленный юноша-игрок остались-таки отомщены, а жадного их заимодавца настигла кара небесная… и много еще о чем. Судьбу и тех, и других, и третьих запутали деньги, но главное – что не только о них речь и у Островского, и у Райкина.
Первые минут 20 смотришь на сцену ошарашено и растерянно.
Не потому, что не принимаешь условий игры, которые Райкин предъявил сразу, а потому, что со страхом думаешь: как же он выпутается из этой ловушки, которую сам себе расставил, и выпутается ли вообще.
Действие происходит… как бы это поточнее... на задворках театра «Сатирикон», посреди Марьиной Рощи. Даже и адрес указан точно, просто на стенке дома углем написан – Железнодорожный проезд, 5. Я знаю этот пейзаж. Художник Дмитрий Разумов, видимо, подглядел его из окна троллейбуса. Если ехать от «Сатирикона» к «Ашану» и глянуть вниз с моста, можно этот самый «пейзаж» и увидеть: унылый серый цвет, жестяные латаные гаражи в ряд, исписанные печатно и непечатно, железнодорожные пути, щебенка, столбы электропередач. Никакой тебе красоты, никакого живописного Замоскворечья. «Да ведь сказка-то взята же с чего-нибудь. Чего нет, того не выдумаешь»? Сказано же у Островского: «Действие происходит лет 30 назад, на самом краю Москвы». И дальше: «На углу большой трущобы и малого захолустья». Райкин взял да и принял это на веру, буквально. Так что перед вами – старая «новая драма», эдакий «вербатим» по Островскому. Не так живи, как хочется, а как режиссер указал. Меж гаражами снуют темные личности в кепочках, виснут по деревьям и столбам, соскальзывают с крыш, хоронятся в подворотнях, романсы городские-воровские поют. Местные купцы с фиксами и пузами жарятся в пинг-понг, а Домна Евстигневна, обходчица в оранжевом жилете да с аппетитными телесами (накладными, естественно), то и дело выбегает флажком помахать проезжающим «скорым».
Обгоняя события, скажу: Райкину из капкана выбраться удалось. Скорее всего, потому что весь антураж «криминальной сказки» занимает его ровно настолько, чтобы логику его не нарушать. Но волнует не больше смыслов, которые глянулись ему у Островского. Слова он временами меняет, не без этого («крыльцо» на «ящик», «ухват» на «швабру»), но за словом Островского следует и запах его вдыхает с удовольствием. Свою задачу не исчерпывает тем, чтобы убить публику «решением». Райкин как режиссер не амбициозен. Славы у него и так хоть отбавляй. Он хочет историю рассказать – и сделать так, чтобы ее услышали. Это вообще-то и есть прямая обязанность режиссера, плавает ли он в мейнстриме или живет в андеграунде.
Райкин этим не брезгует, настаивая, что любит театр понятный. Рассказывает старую историю неторопливо, с толком, но не забывает и о современных ритмах и об атмосфере, держать которые в «Деньгах» помогает музыка Валерия Чернышева и всегда различаемый в хоре голос Елизаветы Мартинес. Идя за автором, режиссер не старается выглядеть умнее его, копается в тексте, разгадывает и соблюдает логику поведения персонажей. Не ленится подсказать актерам непростые и забавные приспособления. Как опытный актер, точно знает, что это за мучение – оказаться актеру на сцене голым, когда режиссер не прояснил ему смысла происходящего.
Всегда ли слышат Райкина актеры, вопрос следующий. Тут проблема в спектакле есть. Актеры разных поколений в «Деньгах» играют неровно. Молодые явно уступают «старикам». Влюбленные (Баклушин Алексея Корякова и Елеся Антона Егорова) выглядят невыразительно: «фертиков» и «стрекулистов» у Островского играть трудно. Глафира Тарханова в роли «бедной невесты» Насти всего лишь повторяет рисунок своей Полиньки из «Доходного места» (хотя сам рисунок прелестный). Зато абсолютно неожиданна и смешна Елена Бутенко в роли рубенсовской, очень узнаваемой Домны Евстигневны. О харάктерных способностях этой актрисы я не подозревала. Правдива и драматична Агриппина Стеклова—Анна Тихоновна, тетка Насти. Роль кроткой жены «злодея» могла остаться проходной, но режиссер и актриса нашли в ней «ниточку». Что касается Михея Крутицкого, «линючего ростовщика» и тайного «миллионщика», роль придумана Райкиным и Денисом Сухановым не без блеска и юмора, с сочувствием и изобретательностью. Монологи Суханова – это вам и «подпольный человек» Достоевского, и гоголевское «мартобря», и Башмачкин, только задом наперед, и даже беккетовские оборванцы «в ожидании Годо». Его последнее перед повешеньем «пойду-погуляю» не растрогать не может.
Но, чтобы рассуждать об актерах подробнее, надо смотреть этот спектакль раза два-три, у Райкина в «Деньгах» – несколько составов. Хочется увидеть, как вместо А. Стекловой играет Наталья Вдовина, вместо Антона Кузнецова (Истукарий Епишкин) – Алексей Якубов, вместо Лики Нифонтовой (Фетинья Епишкина) – Марина Иванова. И уж, конечно, любопытно, что понял и принял в Островском недавний райкинский студент и Гамлет, американец Один Байрон (Баклушин). Однако при всех актерских «недолетах» и перелетах» спектакля идеи и мысли Островского, важные для режиссера, в нем прочитываются.
Что еще? Отношения Райкина с Островским. Они давние. Они доверительные, сказала бы я. Хотя поверить в это все как-то странно. Что Райкин обожает Островского, я понять могу, но самого Райкина, и артиста, и режиссера, долго среди персонажей Островского не умела расположить. Выходило неорганично. До тех пор, пока не посмотрела спектакль «Не все коту масленица» и не нагляделась на Ермила Зотыча Ахова, сыгранного Райкиным с большим аппетитом и шиком вахтанговской школы. До тех пор, пока Райкин-режиссер не доказал мне, что пьеса «Доходное место» может еще прозвучать актуально и (что важнее) психологически убедительно. Хотя мне она казалась почившей в первую очередь, из-за роли Жадова, которого непонятно кем играть сегодня. Но Райкин придумал.
«Деньги» Райкина с Островским тоже дают прибыль. Переодев пьесу «Не было ни гроша…» и задумав ее в эдаком стиле «фантастического реализма», Райкин снизил пафос Островского, его мелодраматизм, умильность, а усилил комизм и заставил ясно услышать мораль. Может, она и старомодна, но кто ж резоны эти оспорит?
Бедность – стыд, но и богатство, видать, стыд. «Один баранов стрижет, а другой и шкуру снимает». И неплохо бы кнутиком всех, потому что «от жиру и бога-то забыли». Денежки у нас «шибко бегают», и весело порой на это глядеть. Но не безумие ли ставить «финансовый отчет» во главу своей жизни? «Души своей не пожалеть за проклятые деньги» – не знакомый ли это сюжет Фауста с Мефистофелем, только уж донельзя сниженный? С деньгами хорошо, но не в них все равно – счастье. И это уже не только Островский, но и наш собственный опыт нам говорит. Потеряв деньги, русский Гобсек Крутицкий почти хрипит: что делать на свете? как быть? как пережить? зачем жить? невозможно! Возможно, если вспомнить, что помимо денег есть в жизни немало истинных поводов, чтобы «плакать, тосковать, проклинать себя, биться об угол головою, двадцать раз в день на гвоздь петлю повесить да опять снять».
