Владимир Большов. Впечатления о путешествиях
22 января 60 лет исполнится Владимиру Ивановичу Большову. Он служит в "Сатириконе" почти 35 лет. Попал он сюда сразу после окончания Школы-студии МХАТ в 1984 году. За это время успел поработать с Владимиром Агеевым и Робертом Стуруа, Контантином Райкиным и Юрием Бутусовым, Ниной Чусовой и Александром Горбанем. О театре, ролях, путешествиях и режиссерах он рассказал в интервью нашему журналу.
Вы очень любите путешествовать, наше интервью мы тоже попробуем построить как путешествие. Ведь жизнь — тоже путешествие. Откуда началось ваше? Где вы родились? Кто были ваши родители?
Я не очень хороший летописец, не помню, где мы жили до школы. Мои четкие воспоминания касаются уже школьного времени — до 7 класса мы жили рядом с метро Университет, на улице Строителей. Папа был инженер-строитель, мама — завпроизводством. Папа, к сожалению, уже умер. Мама жива, ей 87 лет.
Решение стать артистом пришло внезапно?
Совершенно внезапно. В последнее время, в связи с юбилеем, я даю много интервью, и часто рассказываю одно и то же. Чувствуешь себя заезженной пластинкой. (смеется) Но мне не сложно повторяться. Когда я окончил школу и не знал, куда себя приложить, то, скитаясь по Москве и оказавшись на Калининском проспекте, я случайно встретил одну из бывших одноклассниц. И узнав, что я не решил, куда идти, она почему-то сказала: "Тебе только в театральный надо!" Не знаю, почему она так решила. Видимо, мои школьные проявления были такими. Я попробовал. В Щуке совсем не получилось, в ГИТИСе не добрал полбала на общеобразовательных экзаменах, я поехал поступил в Свердловский, потом загремел в армию, после — работал в Москве оформителем, и, наконец, поступил в Школу-студию МХАТ.
В Школе-студии вы учились на курсе Ивана Михайловича Тарханова. Какой самый главный жизненный урок он дал вам?
Это, в первую очередь, отношение к профессии. Иван Михайлович приходил всегда выбритым, в рубашке и галстуке, ухоженный. И это было не потому, что он любил приодеться, но этим он подчеркивал важность того, чем мы занимаемся. Возможно, сейчас это не так важно, но тогда нам казалось, что мы прикасались к другому миру, который уходил и от нас тоже.
Что вспоминается из студенческой жизни?
Мы всегда любим вспоминать, в основном, хорошее, а не плохое. Когда оглядываешься назад, кажется, все это было весело. Но, например, первый курс — это точно каторга. И это не только наш вуз и наш курс. Потом начинаются отрывки, спектакли, репетиции, как-то уже больше свободного времени. А здесь ты с утра до ночи, нон-стоп, этюды, наблюдения, занятия. И хотя у меня не было вопроса, зачем мы все это делаем, иногда все казалось немножко детским садом: стульчики ставить, тишину слушать. На курсе почти все были после армии, поработавшие... Но в актерской среде есть такая поговорка: у этого актера пропущен первый курс. Это очень важный курс. Здесь воспитываются внимание, партнерство — это фундамент. Где-то в конце второго курса Андрей Михайлович Лобанов начал репетировать дипломный спектакль по пьесе А. Вампилова "Старший сын". Меня назначили на роль Сарафанова. Она не получалась, меня сняли с роли, и назначили другого, но, в итоге, я эту ситуацию победил и играл роль Сарафанова в одном составе.
Следующая остановка в нашем путешествии — "Сатирикон". Театр выбрал вас или вы его?
Он меня — тут и лукавить нечего. Тогда еще Аркадий Исаакович был жив, и они с Константином Аркадьевичем пришли в Школу-студию МХАТ на наши показы. Они обратили на меня внимание, я думаю, из-за "Скупого" Мольера. Роль была такая яркая, эксцентричная. Это, конечно, только мое предположение, мы на эту тему потом с Константином Аркадьевичем не разговаривали. "Что-то ты мне приглянулся". (смеется) И мне сделали предложение.
Была одна забавная история — спустя два или три года, я шел по Тверской и встретил Тарханова. Мы обнялись, конечно. — Как ты? Что ты? Где ты? — Я в Сатириконе. Он посмотрел на меня, положил мне руку на плечо и сказал: "Ну, ничего!" (смеется) Наверное, с позиции мхатовца "Сатирикон" — это было что-то не очень серьезное...
Одним из первых спектаклей был "Мир дому твоему", где вы играли с Аркадием Райкиным, он же был одним из постановщиков...
Дело в том, что я застал Аркадия Исааковича Райкина уже достаточно пожилым человеком, в спектакль я вводился самостоятельно. Это был пробный камень, так сказать. Аркадий Исаакович его не репетировал. Мне дали перед отпуском роль на лето, я уехал, и в лесу, с деревьями, репетировал. (смеется) Спектакль был так построен, что Райкин сидел в кресле и наблюдал со стороны. Когда я ушел со сцены, актеры, давно работающие в театре, сказали, что я принят, меня признали. Аркадий Исаакович сидел и смеялся — а это показатель.
Молодые артисты во многих театрах влетают в детские спектакли…
У нас был такой спектакль. "Маугли". Он был ужасно тяжелый. Все было решено так, будто действие происходит в спортзале. В этом спектакле все было построено на пластике, сценическом действе. Ребенок следил больше за действием. Но это была пытка, а еще костюмы чем-то пропитывали специально, чтобы мы больше были похожи на волков... Они ужасно пахли, когда ты начинал скакать и прыгать. Но стаю мы изображали лихо. Сын, когда был маленький, спрашивал: "А кого ты играешь в этой сказке?" Ну, как я ему буду говорить, что играю шакала. Думал-думал, как бы мне выкрутиться и придумал: "Я играю друга тигра". "А это тот, который "Мы пойдем на север"? Так что обмануть не удалось.
Одним из знаковых спектаклей стали "Служанки" Романа Виктюка. Пластика в нем играет не последнюю роль, к тому же это и один из первых спектаклей, где женщин играли мужчины. В чем сложность существования в женском облике?
Я ввелся позже — на роль Соланж, вместо Констнатина Райкина. Так что и тут с режиссером (Романом Виктюком) не работал. Обошел острые углы. (смеется)
Мы там не играли женщин, мы играли ситуацию, а не характеры. Пластику в этом спектакле ставил Валентин Гнеушев, а танцы — Алла Сигалова. А с пластическим рисунком помогали партнеры.
За почти 35 лет работы в театре были в вашей биографии и Нина Чусова, и Юрий Бутусов, и Роберт Стуруа, и Константин Райкин. Какую самую необычную задачу ставил режиссер?
Мы репетировали с Александром Горбанем "Трактирщицу", и он как-то пытался объяснить, что он хочет. И, в итоге, формулировка была такая: "Ты понимаешь, эта сцена должна быть коричневой".
Каждый из режиссеров выстраивает свой мир на сцене и сразу войти в него бывает нелегко. Все ли предлагаемое режиссером принимается сразу?
Иногда возникают конфликты внутренние. Наш театр дисциплинированный, и мы не позволяем себе бросать в режиссера стульями. Но внутреннее непонимание возникает часто. Самая для нашего театра трудная была работа с Владимиром Агеевым, когда он ставил "Маскарад". И понять, чего он хочет было непросто.
Как работает Бутусов с актерами? Вы ведь играли у него в трех спектаклях "Макбетт", "Король Лир" и "Чайка"?
Мы ему иногда в лицо говорили: "Юр, ну чего ты, это ж мы все придумали. Это же мы все сделали! Это же все этюдным методом, и эти этюды принесли мы. И костюмы, и этюды, — все мы, а ты только отбираешь — хорошее или нет. Устроился хорошо". (смеется) Это в шутку, конечно. Бутусов же вполне серьезно говорит: "Моя задача, как режиссера, размять вас, направить в ту правильную сторону, где вы начинаете творить". Это по-простому. Если это так, то у него получается. Он собрал свою команду, с которой работает постоянно, и мы ему за это благодарны. Нам легко придумывать вместе спектакль, и мы чувствуем себя сильной командой. И очень любим друг друга.
Возвращаясь к теме путешествий. Где вы были в последний раз и что вам дают путешествия?
Последний раз мы были в Черногории, но это было не впервые. Мы любим там отдыхать. Не столько из экономии, что тоже имеет значение, естественно, но просто бывает по времени быстрее сообразить — нет проблем с визой. Мы уже хорошо знаем эту страну, каждый раз, когда приезжаем, обязательно поднимаемся в горы к святым местам. Неоднократно бывали в Риме и Венеции, любим туда возвращаться — за один раз все не посмотришь. Отдых у нас делится так — или пляжный, или и когда море есть и что, как говорится, взять в голову. Для души что-нибудь. А так, в принципе, мы едем, чтобы побыть вдвоем, потому что в течение сезона это не всегда получается. И за впечатлениями.
Какая страна запомнилась больше всего?
Наверно, все-таки, Италия... Когда гид говорит, что камню 5000 лет, на меня это производит впечатление. Представляешь, как все было раньше. Вообще мы с Граней (Агрипина Стеклова) любим ходить сами по себе, без гидов. Я лучше недополучу информацию, которая потом, наверняка, сотрется, но получу какое-то эмоциональное впечатление. Бродского как-то спросили: "А вы фотографируете, когда путешествуете?" "Нет, я все записываю на сетчатку". Если перефразировать, я записываю все сюда (показывает на сердце).
Если остаться ненадолго в Италии, то можно вспомнить, что в вашей биографии был замечательный спектакль "Ромео и Джульетта", где вам в разное время довелось сыграть две роли — Меркуцио и брата Лоренцо.
Да, было. Это райкинский спектакль "Ромео и Джульетта", где я играл Меркуцио, он шел в "Сатириконе". А второй был поставлен в рамках театрального проекта Робертом Стуруа. В нем роль брата Лоренцо играл Григорий Сиятвинда, но, почему-то, в тот день играть не смог. Спектакль был под срывом, ко мне обратились, чтобы я сыграл эту роль. Это был один незабываемый раз.
Тогда вопрос такой, если это возможно запараллелить, взгляд на события в Вероне брата Лоренцо и Меркуцио.
Я до вашего вопроса не задумывался, в чем разница их отношения к происходящему. Но, конечно, для брата Лоренцо — это больше философский подход. Что он делает, почему решается объединить Ромео и Джульетту, потому что, может быть, тогда прекратятся распри. Никто же не знал, как все случится в итоге. Что произойдет убийство и ненависть все сильнее будет разгораться. А Меркуцио мне ближе, как персонаж резкий, яркий, нарывающийся такой. Он же старше их всех. Он такой заводила и воспринимает ситуацию горячее и прямолинейнее, чем брат Лоренцо. Он провокатор, задира, сам постоянно нарывается на Тибальта. Ему нравится находиться на острие бритвы.
Как изменился "Сатирикон" за почти 35 лет вашей работы в театре? (35-летие службы в театре Владимир Большов отметит в 2019 году)
Переход от театра миниатюр к новому "Сатирикону" был постепенный, не резкий. Постепенно Константин Райкин стал нащупывать свое. Он много двигался, много ставил на себя, в основном, мы вокруг него были, это тоже надо признавать. Может, поэтому мы никогда не завидовали друг другу, не строили козни из-за ролей, нам делить было нечего. Мы все были таким гарниром. Театр незаметно менял свое лицо — появился "Багдадский вор". Самым внятным переходом были "Служанки", потом, конечно, "Великолепный рогоносец" Петра Фоменко на Малой сцене. Некоторые артисты, например Граня, говорят что, посмотрев "Служанок" и, в первую очередь, "Рогоносца", поняли, что хотят работать в этом театре. Потом пришли Стуруа, Бутусов, Фокин... Помню, было обидно, когда наш театр устойчиво ассоциировался с танцами, хотя этого уже практически не было. Уже произошла смена лица.
Чтобы вы пожелали театру, себе и зрителю.
Зрителю я пожелал бы терпения в связи с тем, что сейчас происходит. Мы никак не можем запустить строительство, разрушив здание. Мы скитаемся, и все это не лучшим образом сказывается на нас, спектаклях. Но мы держимся. Пытаемся сохранить и себя, и коллектив, и лицо театра, и когда-нибудь, я на это надеюсь, мы вернемся в наш родной обновленный театр-дом, где, как и прежде, будем радовать нашего зрителя.
