Зверствуем помаленьку
С самого начала зрителю дается понять, что мы не увидим пьесу Н.В. Гоголя. Вместо «сообщить пренеприятное известие» – Ревизор сидит в кругу Городничего. Он свой. Начинается повествование о бытовых неурядицах в семье Антона Антоновича (Тимофей Трибунцев). Это не Гоголь. Это не Хлестаков – это САМ Ревизор. Но за Хлестаковым мы постоянно видим Константина Райкина. Видим дистанцию его от Хлестакова. Это принцип актерского существования, соответствующий постановочному методу в спектакле.
Одно из главных достижений спектакля – умение найти грань между художественным решением и политической актуальностью. Когда называются сегодняшние проблемы российского общества, в них остается недоговоренность и художественное обобщение. Это мало кому удается – сказать поразительно важные вещи, но не свести к сегодняшнему дню. Таков был «Ревизор» Всеволода Мейерхольда в 1926 году. Как бы о николаевской России, а на самом деле о сегодняшнем дне, об исчезновении человека, о превращении его в куклу. За это Мейерхольда и расстреляли в 1940-м.
Юрий Бутусов непредсказуемый режиссер. Он разрушал драматургическую структуру «Макбета», насыщал ее бесконечным дроблением образов. Обесценивал текст Чехова, повторяя и по-разному интерпретируя одни и те же сцены. Он оборвал сюжет «Гамлета» в самом интересном месте, доказав, что развязка сегодня неуместна. На этот раз он предложил абсолютно литературный нарративный спектакль. Даже диалогические сцены переделаны в монологи. Все персонажи обращаются только в зал. Каждый рассказывает свою историю. Только в последних сценах действие строится между персонажами.
Биография Р. не детализируется, но через спектакль проходит его стремительная эволюция, фантастический рост. Вот почти автобиографические воспоминания Р. о своем детстве, об унижении его и всех детей в мире взрослых. Вот он органично вписался в существование Города. Вот вокруг него происходит оживление города и возвеличивание Р. Чиновники мучительно выбирают того, кто понесет Хлестакову коллективную взятку, это превращается в ритуал принесения сакральной жертвы – Бобчинского (Ярослав Медведев).
Кстати, в спектакле не используется самая эффектная сцена вранья, потому что эта сцена – вымышленная реальность Хлестакова, а в спектакле реальность конкретная и пацаны конкретные. При всей экзотичности спектакля атмосфера документальности создается через исповедальные монологи, которые напоминают прием у психотерапевта. Первый акт заканчивается чувствительной исповедью Антона Антоновича с внутренним отношением исполнителя – Тимофея Трибунцева. Но второй акт начинается с повторения этого текста, только в эстрадной интерпретации.
Бесконечную нарративность диалогов, иногда с повторяющимся текстом, прерывает сцена сватовства. Здесь текст несамостоятелен, а интерпретирует гоголевскую сцену. Конкретно объяснена сверхзадача каждого. Маша (Марьяна Спивак) хочет сбежать с Хлестаковым и всех убить напоследок. Аня (Алёна Разживина) – выдать Машу и привязать Хлестакова. А Городничий – заставить Хлестакова работать на себя. Здесь полное переосмысление Гоголя, но сохранение его. В большинстве случаев интертекстуальность не подразумевается.
В ответ на посягательство Городничего Хлестаков полностью переламывает ситуацию. Взрывается и противопоставляет другую силу. Он не просто подлинный Ревизор. Он верховная власть, которая предлагает полное подчинение, либо уничтожение.
Сцена с Осипом возвращает нас к гоголевскому сюжету – бегство Хлестакова и его письмо Тряпичкину. Но когда Почтмейстер читает Городничему письмо Хлестакова, это не производит никакого эффекта. Городничий, не слушая, обсуждает с Анной Андреевной разрушение театра – это оказывается более важной темой в нынешней ситуации.
Описанием чиновников в хлестаковской интерпретации никого не удивишь. Они всё про себя знают. Поэтому Бутусов по обыкновению убирает известный текст. Чиновники не стесняются своих недостатков, а превращают их в свои заслуги. «Зверствуем помаленьку» – является их жизненным принципом.
Финал. Даже при наличии текста письма Хлестакова, он не перестает быть представителем верховной несокрушимой силы. Бутусов вновь разрушает финал драматургии. Немая сцена заполняется не персонажами, а реальными людьми. Это как бы тот же зрительный зал, что и по другую сторону рампы. Прием довольно прямолинейный. Скорее разрушительный, чем развязывающий конфликт. Возможно, в этом и заключается идея – выхода нет.
И только фигура поверженного Р. между зрителем на сцене и зрителем в зале.
Стареющий Константин Райкин становится поразительно похож на Виктора Шкловского: маленький, лысый, улыбчивый, с поразительно добрыми глазами. И такой же гениальный.
Многочисленные попытки создания документального и социального театра привели только к тому, что театр утратил театральность, но не обрел значимость. Театр стал утилитарен и скучен. Бутусов возвращает театру актуальность за счет подлинности исполнителей. Исповедальность их героев находится на грани брехтовского очуждения актеров и гротескной реальности персонажей. Зритель балансирует между мирами. Метафора не заслоняет человека, страдающего в современных реалиях.
